крайней мере я не коснусь этих денег до тех пор, пока вы самолично, доктор Джекилль, не подтвердите, что солидарны с поступком ангела Дайха, тем более что деньги взяты с вашего счета в банке, не так ли?»
«Так», — удрученно согласился он.
Я заметил, что внутренний разлад окончательно выбил у него почву из-под ног.
«Вы не находите… вам не кажется… что сумма несколько великовата?..» — с трудом выдавил он из себя.
«Я лично воздерживаюсь от ответа. Что же касается Дайха, ангела щедросердия, как вы его называете, то ему, очевидно, так не казалось. Однако ни вы, ни я не способны разделить его точку зрения».
«Если я заберу обратно деньги, то не навлеку ли на себя его гнев?»
«Что вы! Разве Дайх способен гневаться? — возразил я. — Он же ангел!»
Моя реплика, очевидно, показалась Джекиллю убедительной, и он наконец пришел к определенному решению.
«Вот что. Вы сейчас вернете мне половину этой суммы, — сказал он с прерывистым вздохом. — Денег здесь и так слишком много. Кое-кому такое щедрое пожертвование даже может показаться проявлением гордыни».
Мы пересчитали деньги, разделили на две равные части, и одну из них он положил обратно в чемодан. Того, что у меня осталось, было вполне достаточно, чтобы осчастливить множество людей.
Переодеваясь, он поведал мне о событиях, предшествовавших его преображению в ангела. Наконец, сославшись на безотлагательные дела, собрался уходить. Уже стоя на пороге, он вдруг обратился ко мне с пылкой просьбой, почти заклинанием:
«Если случится, что вновь явится к вам Дайх, обуреваемый благотворительным рвением, умоляю во имя всего святого, мой друг, вразумите его, не позволяйте ударяться в крайности. Щедрость не должна выходить за рамки здравомыслия, черт побери!»
Я пообещал исполнить его просьбу, и он удалился, покачивая головой как бы в ответ собственным мыслям.
— Ага, старик, — перебил я, — события начинают принимать совершенно неожиданный оборот.
— Увы, мсье, неожиданный и даже, если угодно, трагический.
— Трагический? По началу этого не скажешь. Скорее многообещающий. Явление ангела в мир — это ли не благодатное событие?
— Я и сам так полагал до определенного времени. И доктор Джекилль на это рассчитывал. Он добился поразительных успехов в осуществлении своих честолюбивых замыслов. Несомненно одно: праведный образ жизни, благочестивые идеалы, к которым он столь искренно стремился, способствовали явлению в мир ангельского создания, одержимого исключительно ангельскими страстями и несущего в себе колоссальный заряд потенциальной добродетельности.
Однако события развернулись самым непредвиденным образом. И чтобы взаимосвязь между ними стала очевидной, я хотел бы зачитать некий документ, попавший ко мне в руки после описываемых событий. Автором его был сам доктор Джекилль, который, подобно герою Стивенсона, испытывал потребность в исповеди. К сожалению, сегодня документа этого нет у меня под руками. Завтра вечером я захвачу его с собой. Вам придется потерпеть немного, тем более что и память моя нуждается в отдыхе.
«Ах ты, старый разбойник! — подумал я. — Знаем твои штучки! Чего только не придумаешь, чтобы оттянуть развязку. Завтра я буду здесь в это же время. Только не заставляй долго ждать себя».
2
Мой ночной собеседник был точен и продолжил повествование сразу же, как только появился.
— Вот он, тот документ, о котором я вчера говорил, — произнес он и выложил на стол свернутые в трубку пожелтевшие листки бумаги. — Он адресован мне. Его подобрал какой-то прохожий под окном лаборатории доктора Джекилля. Я зачитаю вам кое-что отсюда. Надеюсь, вам удастся восстановить точную последовательность фактов и — что самое важное — представить их преломление в душе главного действующего лица, вернее, двух действующих лиц, ибо, хотя большая часть записей сделана рукой Джекилля, ангел Дайх не упускал возможности поделиться своими впечатлениями, когда находился в стадии материализации.
— Так читай же, старик, я сгораю от нетерпения! Стало быть, меня ожидает исповедь двух героев, или, точнее, двойного героя…
— Приступаю к первой части. Здесь Джекилль излагает ход своих исследований, делится планами на будущее, своими надеждами. Далее следуют размышления над уже известным вам отрывком из повести Стивенсона, описание подготовительного периода и, наконец, первое перевоплощение в ангела Дайха, визит ко мне, возвращение в облик Джекилля. Все это вам уже хорошо известно. Итак, он ушел от меня в тот памятный вечер, и я передаю ему слово.
«После того как я забрал обратно половину, прямо скажем, эксцентричного дара Дайха, меня неотступно преследует смутное чувство вины. Мой счет в банке достаточно велик, чтобы подобная „пункция“ смогла нанести ему серьезный урон. Однако нельзя допускать повторения подобных случаев. Всю дорогу домой я обдумывал происшедшее. К практическому расчету примешивались угрызения совести. Я ведь, мой друг, никогда не отличался цельностью натуры, и меня обычно легко было склонить как к добродетели, так и к злу. Я был, если угодно, амальгамой, отражавшей самые разноречивые побуждения. В то время как мое худшее „я“ оплакивало денежки, которые уплыли безвозвратно, лучшее „я“ сожалело, что половину из них я забрал обратно. Я знал, что ангел, растворившийся в этот момент во всем моем существе, не преминет при случае укорить меня в жадности и эгоизме. Чем противоречивей были мои мысли, тем в большее смятение приходили чувства.
Дабы не изнурять себя бесплодными душевными терзаниями, я решил воздержаться на время от продолжения эксперимента и оставаться доктором Джекиллем, пока не проанализирую все возможные последствия своего открытия. Прежде я себе и не представлял, что они могут быть до такой степени непредсказуемыми.
Этим я был занят на протяжении пятнадцати дней. Я уединился в своем кабинете и предавался обычным своим занятиям. Мои поступки и мысли нельзя было назвать ни порочными, ни добродетельными. Как всякий порядочный человек, я старался по мере своих сил творить добро, считал это делом чести, однако, признаюсь, не слишком усердствовал. Я возобновил свидания со своей невестой, которые прервались на время моего приключения, и даже добился того, что был прощен за необъяснимо долгое отсутствие, причину которого я, разумеется, скрывал.
На исходе второй недели, мой друг, я почувствовал, что больше не в состоянии противиться искушению. Слишком велико оно было. Желание
