– Конечно, из-за наших огромных состояний, – сказала Линдрен, второй лингвист.
Она положила карту на ту, которой сыграл Кристоферис.
– Бью, – и она мягко улыбнулась.
Наблюдавший Ройд Эрис тоже улыбнулся.
Приятно было смотреть на Меланту Йхирл.
Молодая, здоровая, жизнерадостная, она лучилась энергией, которую напрасно было искать в ком-то из остальных членов группы. Она была большой во всех отношениях – на голову выше всех на борту, крепко сложенная, длинноногая. Под ее черной, как уголь, кожей легко двигались сильные мускулы. Аппетит у нее тоже был большой. Ела она в два раза больше, чем любой из ее коллег, и много пила, впрочем, никогда не напиваясь. Каждый день она четыре часа занималась гимнастикой на снарядах, которые привезла с собой и смонтировала в одном из грузовых трюмов. Первые две недели путешествия она занималась сексом со всеми четырьмя мужчинами, находящимися на борту, и с двумя женщинами. Даже в постели она всегда была активна, совершенно изматывая большинство партнеров. Ройд наблюдал за ней с растущим восхищением.
– Я – улучшенная модель, – однажды сказала она ему, интенсивно упражняясь на параллельных брусьях. Ее обнаженная кожа блестела от пота, тесная сетка стягивала длинные черные волосы.
– Улучшенный? – спросил Ройд. Он не мог посылать голограмму в грузовые трюмы, однако, Меланта пригласила его поговорить с помощью коммуникатора, не зная, что все равно он был бы рядом с ней.
Она прервала упражнение, силой мышц удерживая тело в стойке на руках.
– Измененная, капитан, – сказала она. Такова была у нее форма обращения к нему – «капитан». – Я родилась на Прометее среди элиты, как ребенок двух генетических чародеев. Я была улучшена, капитан. Мне нужно в два раза больше энергии, чем вам, но я целиком использую ее. У меня более эффективный обмен веществ, сильное и выносливое тело, предполагаемая продолжительность моей жизни в полтора раза больше, чем у среднего человека. Мои земляки совершили несколько страшных ошибок, пытаясь радикально перемоделировать человечество, но небольшие усовершенствования выходили у них совсем неплохо.
Она вновь занялась упражнениями, двигаясь быстро и без видимого усилия. До конца их она молчала. Наконец, сделав в воздухе сальто, спрыгнула на пол и мгновенье стояла неподвижно, тяжело дыша, потом сложила руки на груди, подняла голову и улыбнулась.
– Теперь ты знаешь историю моей жизни, капитан, – сказала она, стянула с головы сетку и распустила волосы.
– Наверняка в ней было не только это, – сказал голос из коммуникатора.
Она рассмеялась.
– Конечно. Хочешь ли ты услышать о моем богатстве на Авалон, о его причинах и обстоятельствах, о возникших после него осложнениях для моей семьи на Прометее? А может, тебя больше интересуют мои чрезвычайные достижения в области культурной ксенологии? Хочешь послушать?
– Возможно, в другой раз, – вежливо ответил Ройд. – Что это за кристалл, который ты носишь?
Обычно он висел между ее грудями, но раздеваясь для тренировки, она его сняла. Теперь она подняла его и повесила не шею – небольшой зеленый камень, тронутый черными жилками, на серебряной цепочке. Касаясь его, она на мгновенье закрыла глаза, а открыв их снова, улыбнулась.
– Он живой, – сказала она. – Ты никогда не видел такого? Это шепчущий камень, капитан. Резонансный кристалл – псионически сформированная матрица, содержащая в себе какое-нибудь воспоминание или чувство. Прикосновение кристалла на мгновение воскрешает его.
– Сам принцип мне известен, но я еще не сталкивался с его практическим использованием. Значит, в твоем кристалле укрыто какое-то особенно дорогое тебе воспоминание? Может семейное?
Меланта подняла полотенце и принялась вытирать пот с тела.
– Мой кристалл содержит впечатления от исключительно удачного сексуального сеанса, капитан. Это меня возбуждает. Или, точнее, возбуждало. Со временем шепчущие камни теряют свою силу, и чувства, записанные в моем, уже не так интенсивны, как когда-то. Однако временами – обычно после сексуального контакта или утомительных упражнений – они оживают с новой силой.
– О, – сказал голос Ройда. – Значит, сейчас ты возбуждена? Собираешься с кем-нибудь копулировать?
Меланта улыбнулась.
– Я знаю, какую часть моих воспоминаний ты хотел бы выслушать, капитан. Ту, что касается моей бурной и полной страсти любовной жизни. Этого ты и не услышишь. По крайней мере, до тех пор, пока я не узнаю историю твоей жизни. Среди моих скромных достоинств не последнее место занимает неудовлетворенное любопытство. Кто ты такой, капитан? Только честно.
– Несомненно, – ответил Ройд, – такой улучшенный человек, как ты, может и сам в этом разобраться.
Меланта рассмеялась и бросила полотенце в сетку коммуникатора.
Ломми Торн большую часть времени проводила в грузовом трюме, предназначенном для компьютеров, монтируя систему, которая должна была служить для анализа данных о волкринах. Очень часто к ней приходила Элис Нортвинд, предлагая свою помощь. Кибернетик имела привычку свистеть во время работы; Нортвинд выполняла ее поручения в мрачном молчании. Время от времени они разговаривали.
– Эрис не человек, – сказала однажды Ломми Торн, глядя за установкой большого монитора.
– Что? – буркнула Нортвинд. Ее плоское неинтересное личико сморщилось – из-за Кристофериса и его теорий она начала очень нервно реагировать на упоминания о Ройде. Поставив на место очередную деталь, она повернулась.
– Он разговаривает с нами, но остается невидимым, – сказала кибернетик. – Здесь нет никакого экипажа; все, кроме него, похоже, автоматизировано. Почему бы тогда кораблю не быть автоматизированным до конца? Держу пари, что этот Ройд Эрис просто сложная компьютерная система, может даже настоящий искусственный разум. Даже скромная программа может вести псевдоразговор, который почти невозможно отличить от человеческого. Так что, вс„ это может быть обманом.
Ксенотех кашлянула и вернулась к прерванной работе.
– Тогда зачем он изображает человека?
– Потому, – ответила Ломми Торн, – что большинство правовых систем не признает за ИР-ами никаких гражданских прав. Корабль не может быть хозяином себя самого, даже на Авалоне. «Летящий сквозь ночь» вероятно боится, что будет схвачен и выключен. – Она свистнула. – Смерть, Элис, конец чувства существования, конец сознательных мыслей.
– Я каждый день работаю с машинами, – упрямо сказала Элис Нортвинд. – Включение, выключение – какая разница? Они ничего не имеют против этого. Почему эта машина должна быть недовольна?
Ломми Торн улыбнулась.
– Компьютеры – совсем другое дело, Элис. Разум, мысли, жизнь – большие системы имеют все это. – Ее правая ладонь сомкнулась вокруг левого запястья, большой палец начал бесцельно ощупывать неровности имплантанта. – А также чувства. Я это знаю. Никто не хочет вдруг перестать чувствовать. Они не так уж сильно отличаются от тебя и меня.
