Значит, не лес вокруг. Не лес, из которого можно выбраться к вечеру или хотя бы на следующий день. Выйти к шоссе или к железной дороге.
Вокруг тайга. Бескрайняя, раскинувшаяся на сотни, если не на тысячи, километров.
Тайга. Какое жуткое, безнадежное слово…
Вечерело. На моховой ковер легли длинные фиолетовые тени. Тропа, если только так можно было назвать чуть заметную среди высокой травы дорожку, обнаружилась не сразу. Марусе пришлось покружить по опушке леса, прежде чем она нашла уводящую вглубь зарослей тропинку. Нашла — и так обрадовалась, что, забыв про усталость, с шумом и треском бегом бросилась по ней.
Стволы, ветки, густая зелень кустов — все замелькало перед глазами, сливаясь в пятнистую мешанину образов. Наверное, поэтому медведя Маруся заметила не сразу. Огромный зверь, покрытый свалявшейся коричневой шерстью, выкатился на тропу и замер, с удивлением глядя на человека. От него остро пахло гнилью.
Маруся тоже застыла, тяжело дыша. Она уже знала, что произойдет в следующую секунду. Адреналин хлынет в кровь и.
Медведь коротко рыкнул, сделал шаг вперед. Девочка вытаращила глаза и завизжала так, как умеет это делать только Маруся Гумилева, обладатель почетного звания «Чемпион школы по художественному визгу». Понятное дело, сейчас она ни о какой художественности не думала. Ей просто было очень СТРАШНО!
Бежать! Надо бежать!
Зачем-то прижав руки к груди, Маруся, не переставая голосить, сломя голову помчалась в чащу, не разбирая дороги. Спотыкаясь в тяжелых сапогах о лиственничные корни, натыкаясь на острые сучки, ломая ветки, задевая лицом космы свисающего мха, она продиралась наобум, совершенно не думая, куда несут ее ноги.
Марусе каждое мгновение казалось, что медведь бежит за нею, что он вот-вот настигнет ее, схватит, подомнет, откроет грязную пасть.
— Не-е-ет! Не хочу-у-у!! — закричала девочка. Она вломилась в густой осинник, выскочила из него, вся облепленная круглыми маленькими листочками, упала в ручей, промокла, начерпав полные сапоги воды. С трудом вскарабкавшись на глинистый берег, вновь бросилась бежать. Сердце билось в груди. Сделалось совсем темно. В каждой коряге, встреченной на пути, в каждой изогнутой ветке ей чудился теперь какой-нибудь хищник, жуткая зверюга, изготовившаяся к прыжку.
Надо было остановиться, передохнуть, собраться с силами. Тяжело дыша, Маруся на бегу обернулась — может быть, медведь отстал? Она не заметила поваленного дерева, запнулась и кувырком полетела вниз по косогору, несколько раз чувствительно ударившись о стволы лиственниц. В довершение всего рюкзак стукнул ее по затылку, вмяв лицо в муравейник.
Отплевываясь, Маруся встала на четвереньки. Налетел ветер, и тайга вокруг зашумела, затрещала сучьями, заговорила на непонятном девочке языке. Пронзительно закричала какая-то птица.
— Мамочки… — жалобно простонала Маруся в отчаянии. Из последних сил она поползла вперед, туда, где между деревьями ей почудился просвет.
Это была даже не полянка, а просто небольшая прогалина посреди сплошной чащи. На ней в гаснущем свете дня Маруся увидела небольшую избушку под замшелой крышей, на которой покачивались тоненькие деревца.
Люди!
Последним усилием девочка доковыляла до избушки, толкнула очень низкую дверь, обмерла на секунду — вдруг заперто? Открыто!
Ввалившись в темное нутро, пахнущее прелью и сеном, Маруся захлопнула за собой дверь и сползла по ней на пол.
Спасена!
Теперь надо попытаться остановить паническую атаку. Как? Пластыря стопадреналина у нее нет. Можно попробовать обратный отсчет от ста — иногда это помогает.
— Сто. Девяносто девять. Девяносто восемь, девяносто семь. — дрожащим голосом зашептала Маруся. — Девяносто шесть.
— Зафем фумишь? — прогудела темнота. — Моя спать. Тфоя спать.
Такого Маруся никак не ожидала и зажала грязной ладонью рот, давя рвущийся наружу крик. Успокоившееся было сердце боевым барабаном ударило в уши.
— Кто тут? — выждав несколько секунд, с опаской пискнула девочка.
— Моя дом, — басом отозвался неизвестный. — Жифу тут.
И во мраке вспыхнули два желтых немигающих глаза. Маруся присмотрелась и задохнулась от страха: зрачки у неизвестного хозяина избушки были нечеловеческие, вертикальные, как у кошки.
Она попыталась выскочить наружу, толкнула дверь раз, другой, но та не поддавалась. Желтые глаза сдвинулись с места и поплыли к ней.
Всхлипнув от ужаса — кричать она уже не могла, — Маруся провалилась в спасительное забытье.
Нет в жизни ничего слаще утреннего сна!
Бедные люди-жаворонки, ранние пташки, встающие с первыми лучами солнца, они никогда этого не узнают. Их судьба — вечный ранний подъем. В девять вечера они уже клюют носом, а в полночь жаворонков можно разрисовывать зубной пастой (они не проснутся), фотографировать и рассылать фотки всем знакомым. Маруся с подружками так делала, когда ездила позапрошлым летом в лагерь на море.
Беднягам жаворонкам не суждено понять, какое это чудо — ночь.
Иное дело, если тебе повезло родиться совой! Тогда ночь — самое веселое время. Ночью можно творить всякие безумные вещи, отрываться по полной, быть такой, какой хочешь. Темнота все покроет. А если вместо этого лечь спать, то тебе будут сниться всякие гадости и ужасы. Ночной сон — не отдых, а мучение. И только с наступлением утра человек-сова засыпает по-настоящему, крепко и расслабленно. Засыпает, чтобы проснуться к обеду отдохнувшим и бодрым.
Маруся была совой.
Настоящей.
Она только что проснулась и теперь лежала в постели с закрытыми глазами. «Вот такой режим мне подходит, — подумала девочка, потягиваясь. — Наконец-то выспалась».
Маруся не спешила открывать глаза, хотя, судя по ощущениям, давно уже наступил день. В ее комнате пахло: вкусно цветами и дразняще — жюльеном. Густым таким жюльенчиком с белыми грибами, луком и сметаной. Точно наяву, она представила себе дымящуюся кастрюльку, укрытую поджаристой сырной крышечкой-корочкой.
Мысленно улыбнувшись: «Жюльен — это хорошо. Сейчас встану и съем. А вообще я бы могла сейчас съесть слона. Или правильно говорить — быка? Да какая разница, слопаю и того, и другого» — Маруся еще раз с хрустом, что называется, от души, потянулась.
Несмотря на страшный голод, вставать все же не хотелось. Хотелось еще несколько минут спокойно полежать, поваляться, неспешно подумать обо всем.
Что случилось вчера?
Из глубин памяти пузырями всплывали воспоминания. Она провернула комбинацию с предметами. Вновь пережив заново все перипетии спасения Бунина, мысленно еще раз поговорив с Нестором, Маруся вдруг поняла, что вспомнила явно не все. Потом, вечером, случилось еще что-то. Об этом говорили ноющие мышцы ног, зудящая кожа, неприятный, кислый привкус во рту. Такое бывает после панической атаки и физических нагрузок.
