…Рано утром советские многомоторные гидропланы подобрали потерпевших. Вертолеты обследовали весь этот район, но не заметили ни лодок, ни отдельных пловцов. Приходилось признать, что Лымарь и Щеглов погибли.
Глава III
„Колдун двадцатого столетия“
На следующий день Гарри работать не мог. Он жаловался на сильную головную боль, то и дело прикладывал примочки к воспаленным глазам. Джек также чувствовал себя неважно: волдыри на руке лопнули и на их месте образовались язвы. Но физические недуги обоих друзей отступали перед чувством подавленности, тревоги, даже страха.
Джек Петерсон и Гарри Блеквелл, опытные инженеры, были весьма далеки от веры в сверхъестественность событий и прекрасно понимали, что странные заболевания и нарушения психики вызваны какими-то вполне определенными причинами.
– Гарри, а не влияют ли на организм микроволны? – спросил Джек, задумчиво поглаживая лысину.
Гарри медленно покачал головой:
– Не знаю, Джек. Я заметил лишь одно: болезненные симптомы и галлюцинации начинаются у меня при очень точной настройке прибора и вблизи от него. У окна, например, стоны слышатся очень тихо, а боли я не чувствую совершенно…
– М-да… А не доложить ли нам профессору Харвуду обо всем этом?
– Что ты, что ты, Джек?! Помнишь условие: «Никаких вопросов, никаких экспериментов»? Неужели ты хочешь, чтобы нас вышвырнули отсюда без гроша?.. Нет, я предпочитаю сойти с ума здесь, чем подыхать с голоду на родине. Единственное, что можно сделать, – попробовать защищаться своими средствами. Давай подумаем: что если заэкранировать интегратор листом свинца, например? А затем…
– Тс-с-с, Гарри! Десять!
Профессор Харвуд, как всегда, вошел в лабораторию точно в десять. Он сразу же заметил воспаленные глаза Гарри Блеквелла и забинтованную руку Джека Петерсона, однако не сказал ничего и склонился над интегратором.
– Мистер Харвуд… – Джек переминался с ноги на ногу. – Гарри заболел. Денька два мне придется работать одному…
Харвуд холодно кивнул головой:
– Хорошо. Блеквелл, идите к врачу. Петерсон, продолжайте работу. Экспериментальное время будет сокращено на два часа. Вас это устраивает?
– Да, мистер Харвуд. Но я хотел бы получить инструктаж, – ведь я не работал с интегратором. Кроме того, меня интересует…
– Мне совершенно безразлично, что вас интересует, мистер Петерсон! – профессор Харвуд поджал тонкие белые губы и пригладил рукой и без того прилизанные редкие волосы. – Все, что вам следует знать, я объясню.
Он вышел из лаборатории и возвратился через несколько секунд со странным, похожим на большую автомобильную фару шлемом в руках. От шлема тянулся гибкий чешуйчатый провод. Харвуд присоединил его к интегратору и повернулся к Петерсону:
– Включите первый период. Волна семьдесят пять….
– Нет, не так. Замените кварцевый стабилизатор.
Джек засуетился над приборами. Его страшно возмущал презрительный и наглый тон Харвуда, но он боялся возразить не только словом, но и взглядом.
– Взгляните-ка сюда!.. Видите: эти две линии на экране должны совпадать. Ясно?
– Да. Но…
– Вам ясно, мистер Петерсон? В этом и состоит ваша задача. С ней справился бы любой воспитанник колледжа. Но… – Харвуд повел бровью. – Я решил нанять опытного инженера. Просто на всякий случай.
Петерсон поежился. Намек Харвуда показался ему более чем прозрачным. Значит, босс знает все, и может быть даже…
Пожилой инженер смотрел на молодого профессора с нескрываемой тревогой. Харвуду было не более тридцати пяти лет, и он выглядел даже красивым: строгие черты лица, высокий чистый лоб, умные волевые глаза. Но его лицо было неподвижной маской, во взгляде светилась холодная жестокость, а лоб… Что могло скрываться за этим сократовским лбом?.. Во всяком случае, в душе Харвуда не нашлось бы места сентиментальности. Лишь расчет – безжалостный, сухой. Такие люди способны и на величайшие открытия, и на страшнейшие преступления.
Харвуд, не снимая шлема, сидел у интегратора молча, как бы прислушиваясь к своим мыслям. Иногда он хмурил брови, иногда улыбался. Затем вдруг вскочил и, покусывая губу, обеспокоенно обвел глазами комнату. Он и в самом деле прислушивался: вертел головой во все стороны, чуть приоткрыв рот. Наконец неожиданно улыбнулся, злорадно, торжествующе, выключил аппарат и, захватив с собой шлем, быстрыми шагами вышел из лаборатории.
Спустя две-три минуты к подъезду почти бесшумно подкатил шикарный открытый автомобиль. Из него вышел толстяк с сигарой в зубах и молодая красивая девушка.
Профессор Харвуд спешил им навстречу, ослепительно улыбаясь…
Джек отвернулся от окна и, насупив широкие рыжие брови, раздраженно зашагал по лаборатории. Странное поведение Харвуда заинтриговало его. Можно было поклясться, что босс услышал рокот автомобильного мотора за несколько километров. Следовательно, таинственный интегратор – не что иное, как усовершенствованный звукоуловитель? Но зачем тогда этот шлем – без микрофона, без наушников?
Прошел час, другой – Харвуд не появлялся, сигнала начинать работу не было. Проклиная вынужденное безделье, Джек Петерсон слонялся по лаборатории. У него чесались руки от желания что-нибудь строгать, паять, сверлить или хотя бы производить какие-либо сложные вычисления. Может быть, именно поэтому, нарушая строжайший запрет, Джек Петерсон начал конструировать копию «радиошлема» профессора Харвуда.
В тот день босс в лабораторию так и не пришел, поэтому Петерсон мог экспериментировать свободно. В результате сложнейших вычислений ему удалось рассчитать размеры и форму антенны. Но получалось вовсе не то, что нужно: сооружение по своим размерам было бы подстать слону – лишь на один ободок шлема пришлось бы затратить свыше ста килограммов серебра.
Джек, вероятно, упускал из виду какое-то незначительное обстоятельство. Микроскопическая погрешность, которую он не сумел учесть, повторяясь многократно, приводила к абсурду. Но как ни напрягал он мозг, ничего не удавалось придумать.
Инженер ощутил приближение тягостного состояния отупения и озлобленности, которое так часто охватывало его с наступлением сумерек. Тело, измученное несносной жарой тропического дня, ждало почкой прохлады. Однако ночь не приносила облегчения: духота становилась еще более неподвижной; на землю опускался густой, пропитанный гнилыми испарениями туман; в освещенном электричеством воздухе то и дело гремели грозовые раскаты; низко нависшие тучи низвергали сплошные потоки дождя, но все казалось, что это лишь пролог настоящей грозы. Природа томительно ждала освежающей прохлады, но ее не было.
