К вечеру пароход добежал до Днепра. Впереди, на полыхающем фоне заката четко обозначилась линия высокого правого берега. Горным гнездом наверху сгрудилась кучка домиков. Это Лоев. Пароход словно обрадовался большой воде: загудел, задымил, встрепенулся и весело нырнул в вечерние речные дали, навстречу кое-где мерцающим сигнальным огонькам.
Спустилась ночь, и берега утонули во мраке. Мир упростился: над головой была бездонная чернь с бисером звезд, под ногами — площадка, уходящая вперед, а в теле — одно чувство мягкого движения. После разнообразия дня не хотелось расставаться с этим полудремотным ускользающим ощущением. Неожиданно справа, из темноты донеслись слова, которые вмиг расшевелили потухавшие мысли. Как на охоте, внимание сразу обострилось, и слух не проронил ни одного звука.
— Мы и отвозили эти самые кости в Киев, — слышалось оттуда. — В шестнадцатом году было. Я тогда в матросах служил. Почитай, ящиков с десять погрузили, а были из них такие, что длиной с телегу. Вот это зверь был! И как только мать сыра-земля носила таких? Мало-мало не с пароход. Уж и шуму он тогда понаделал! Каждым пароходом подвозили мы к Табурищу десятка по четыре — по пять пассажиров: тут и профессора, и студенты, и военные. Только и разговору на палубе: «Мамон, мамон!» А в народе слушок пошел, будто там клад нашли, потому от приезжих и отбою нет. Люди тоже пустились копать. Начали с запорожских могил. Один солдат нашел золотого оленя. Офицер узнал, отнял у него оленя, а самого послал на фронт. Много тогда кое-чего болтали в народе. Еще вот сказывали, что мамон тот в Днепре застрял и отвел реку почитай километров на пять вбок…
Неторопливо и размеренно лился из темноты негромкий сказательский говорок. Мы притаились, напав на след зверя. По сторонам в потемках неясно вставали сутулые очертания холмов и обрывов, будто неслышно проходили по берегам древние ожившие чудовища. И долго еще в тот вечер мы «охотились» за невиданным зверем.
«Дедушка» живет теперь в Киеве, в одном из зданий современного кубически-бетонного стиля. Когда мы вошли в вестибюль, нас встретил маститый старец с белоснежной бородой — сторож, достойный своего тысячелетнего жильца. Он показал нам на стеклянную запертую дверь. Позвонили. Где-то во внутренних покоях продребезжал звонок. К нам вышел человек с землистым и будто пропыленным цветом лица и повел нас широким светлым коридором. По сторонам выстроились застекленные этажерки и столики с минералами. Кругом стояло безмолвие кладбища. Наконец слева перед нами открылась дверь. Мы перешагнули порог и остановились…
— Вот он, — сказал человек с серым лицом. — Обыкновенный мамонт является предшественником современного слона, а этот — предшественник позднейшего мамонта. Его условно можно назвать дедом современного слона. Это единственный в мире полный экземпляр, и над которым мы тут и работаем1.
Вся комната была тесно уложена костями. Они лежали прямо на полу. Могучий костяк! Вот берцовые кости, как обрубки жердей, бивни по два с половиной метра длиной, громадная челюсть с зубами, ребра, лопатки… Подумать только — десятки, а может быть и сотни тысяч лет назад эти разъятые кости были живым существом! Земляной музей отлично сохранил эту древнюю тайну, а вот человеческие музеи едва не погубили ее. Впрочем людям в эти годы было не до мамонтов, а больше до Мамонтовых и Деникиных. Увидевший свет в 1916 году костяк этот начал скитания из учреждения в учреждение, из музея в музей, со склада на склад. Его спасла только хорошая упаковка. Теперь он нашел свою резиденцию — геологический музей — и заботливые руки. Нежнее чем няня из консультации к ребенку, наклонился серый человек к метровой костище и поднял ее на руку. С улыбкой, смахнувшей пыль с его лица, он сказал: — Вы видите?
Мы ответили утвердительно. И он так же заботливо опустил кость на пол. Потом, обведя глазами комнату, набитую костями, и будто угадывая наши мысли, он продолжал:
— Наука, граждане, великая очистительница умов. Даже при помощи этого мусора она восстанавливает истину. Известно например, что в средние века кости мамонта считались остатками титанов, когда-то якобы населявших землю. Греки одну кость мамонта приняли за кость своего древнего героя Аякса. А позднее преклонялись перед скелетом другого мифологического героя — Ореста, который оказался четырехметровым ископаемым верзилой. Этим невежеством как всегда воспользовалась церковь. В храме Христофора в Валенции зуб доисторического животного с человеческий кулак долго выдавался за зуб святого. А в Вене еще недавно остатки мамонта переданы из церкви Стефана в музей Венского университета.
Человек с серым лицом преобразился: его глаза засверкали, речь убыстрилась, и даже пергамент лица слегка заалел.
— Находки необычайных костей на Западе почти всегда сопровождались шарлатанством, а на Востоке — курьезнейшими легендами. Если угодно, я познакомлю вас с парой документов. — И ученый повернулся к шкафу, отыскивая какую-то книгу.
— Вот… — продолжал он через минуту, — вот как говорится о мамонте в одном китайском сочинении: «Животное, называемое тиен-чу, называется также фин-чу, что значит: «мышь, которая прячется». Это животное, обитающее в подземных пещерах, походит на мышь, но величиной с буйвола или быка… Фин-чу посещает темные и уединенные места. Он умирает, как только его коснется луч солнца или луны… Животное это глупо и лениво». А вот что рассказывает русский путешественник конца семнадцатого столетия: «Об этом звере говорят разное. Язычники в Якутске, тунгусы и остяки, сказывают, будто мамонты2 постоянно или только в суровые морозы живут в земле и ходят там взад и вперед. Сказывали также, будто часто видели, как земля приподнимается, когда зверь этот ходит в болоте. Видели также, что когда он пройдет, земля на том месте опускается, и остается глубокая яма. Еще говорили те язычники — если мамонт подойдет столь близко к поверхности мерзлой земли, что почует воздух, он немедленно умирает. Вот почему так много этих зверей попадается мертвыми в высоких обрывах рек, куда они нечаянно вышли из-под земли». Вы понимаете: огромный зверь, блуждающий под землей? Что может быть наивнее этого образа? — И ученый, улыбаясь, взглянул на нас. Он вправе был гордиться победой науки, которую она одержала лет сто назад, когда на смену мамонтовым легендам пришли строго научные факты.
Из комнаты с костями нас провели в маленькую лабораторию. Здесь стояли корыто и ведро с клеем. Чтобы закрепить трухлявые кости, их опускали в клей, а потом высушивали. На полу был разложен могучий позвоночник. Тысячелетние кости отогрелись в клее и обдавали тошнотворной затхлостью. Глотая густой зловонный воздух, мы внимательно осмотрели музейную «кухню».
