— Я показывал это только доктору Эссен, — сказал он, — и, теперь я показываю это тебе.
Де Калб протянул мне пакет.
— Положи его на стол, придвинь стул и садись. Прекрасно. А теперь разверни.
Оба они наклонились вперед, выжидающе глядя на меня. Я увидел помятый металлический ящик, прямоугольный, серо-серебряного цвета, выпачканный в грязи.
— Это неизвестный нам металл, — сказал Де Калб. — Я думаю, это какой-то сплав. Его нашли пятнадцать лет назад во время раскопок на Крите. Ящик прислали мне. Они не могли открыть его, и он оставался запертым до недавнего времени. Ты, наверное, понял, что этот ящик с секретом. Мне потребовалось четырнадцать лет, чтобы разгадать этот секрет. Сейчас я открою его для тебя.
Руки Де Калба легли на поверхность ящика, пальцы, нажимающие на точки в разных местах, побелели от напряжения.
— Сейчас ящик откроется. Но я не буду смотреть. А вы, Летта? Я думаю, нам обоим не стоит смотреть, пока мистер Кортленд…
Больше я ничего не услышал, потому что ящик начал медленно открываться.
Он раскрывался, как драгоценный камень, или как- цветок, все его грани, плоскости, ребра смещались относительно друг Друга, переливаясь разными цветами, вскоре движение прекратилось. Передо мной лежал… кристалл? Ребра, грани, углы…
И тут же в моем мозгу началось движение. Как струна откликается на вибрацию камертона, так мой мозг отреагировал на странное воздействие этого ящика. Как будто невидимый мост протянулся между ящиком и моим мозгом. Как будто в мозгу раскрылась книга и стали переворачиваться ее листы…
Время спрессовалось в микроскопический комок. Листы книги переворачивались с бешеной скоростью, открывая мне свое содержание.
В моем мозгу воспроизводилась Запись. Но мозг не успевал реагировать, не успевал запоминать. Я все видел, но потом забывал.
Я забывал, но не все.
С красного неба над пустынной планетой на меня смотрело Лицо. Лицо Эа.
Комната закружилась передо мной.
— Возьмите, — промурлыкал у меня за спиной голос доктора Эссен. Я взглянул на нее и увидел стакан виски. Не знаю, был ли я в сознании или нет. В глазах у меня стоял туман, комната плыла передо мной. Я с благодарностью выпил виски.
— Расскажи, что ты видел? — прозвучал голос Де Калба.
— Вы… Вы тоже видели это? — Виски помогло мне, но оправился я еще не полностью. Я не хотел говорить о том, что промелькнуло в моем мозгу за бесконечно короткие мгновения, и что выскользнуло из моей памяти. И одновременно, мне хотелось говорить об этом.
— Я видел это, — торжественно, но угрюмо сказал Де Калб. — Летта Эесен тоже видела. Теперь ты. Нас трое. Все мы видели одно и то же. Но три свидетеля одного происшествия расскажут о нем по-разному. Каждый видит в соответствии со своим интеллектом. Расскажи, что видел ты.
Я покрутил остатки виски в стакане. Мысли мои тоже кружились в голове. Такие же терпкие и жгучие. Еще десять минут, подумал я, и мысли мои исчезнут.
— Красное небо, — медленно заговорил я. — Пустынная земля. И… — я замялся. Слово застряло у меня в горле. Я не мог произнести его.
— Лицо, — нетерпеливо подсказал мне Де Калб, — продолжай.
— Лицо Эа, — сказал я. — Откуда мне известно имя? Эа и время… время… — внезапно виски выплеснулось из стакана.
Реакция была такой сильной и неожиданной, что я не смог управлять собой. Держа стакан обеими руками, я поднес его к губам и жадно допил остаток.
Я снова овладел собой.
— Время, — осторожно сказал я, позволяя мысли об этом овладеть моим мозгом — подобно холодной темной волне. — Время… Далекое будущее. Многие тысячелетия после нас. Все там, в Записи. Возникали и погибали великие цивилизации, одна за другой, пока… пока не остался один город. Город Лица.
— Ты видел, что это город? — Де Калб даже приподнялся. Это хорошо. Это очень хорошо. Мне, чтобы понять это, понадобилось три просмотра Записи.
— Я не видел его. Я просто… знаю.
Я закрыл глаза. Передо мной снова появилась пустынная земля. Темная, почти черная, под кроваво-красным небом.
Я знал, что Лицо огромно. Оно было высечено в скале, и я был уверен, что это сделали человеческие руки. Но создавалось впечатление, что Лицо это существует вечно, и что однажды оно проснется, сделает гримасу отвращения и освободится от нагромождений камня. И Эа бросит взгляд на вечность, сквозь кроваво-красную ночь этого мира.
— Там есть люди. Я чувствую их. Чувствую их мысли. Люди в громадном городе за Лицом…
— Это некрополь, — сказал Де Калб. — Но… Да, пожалуй это город.
— Улицы, — сонно говорил я, глядя в пустой стакан. — Многоэтажные дома. Люди ходят, разговаривают, живут, думают. Почему вы решили, что это некрополь?
— Скажу позже. Продолжай.
— Мне очень хочется, но я не могу. Все уплывает. — Я закрыл глаза, вспоминая лицо. У меня были силы, чтобы заставить себя вспоминать, но мне не хотелось снова сталкиваться лицом к лицу с вечностью. На Лицо было жутко смотреть. В нем было ощущение бесконечной сложности, мудрости, всезнания, всего того, что недоступно простому смертному. Мне было жутко думать и вспоминать о нем.
— Это портрет? — спросил я. — Или просто символ? Что это такое?
— Город, — сказал Де Калб. — Народ. Судьба. Мольба о помощи. И еще очень многое, что нам не дано понять.
— Но… но будущее! — воскликнул я. — Разве этот ящик не нашли в развалинах на Крите? Как можно в прошлом найти то, что содержит информацию о будущем? Это бессмыслица!
— Да, бессмыслица. Для того, кто не понимает природу времени. — В голосе Де Калба послышалось презрение. Он откинулся в кресле и скрестил руки на груди, глядя на меня серыми глазами.
— Ты читал Шпеглера, Кортленд? — спросил он.
Я поморщился и кивнул.
— Знаю, знаю. Он действительно раздражает, но все равно он — гений. Он описал то, что случилось с городом Лица. Общество тянется от «культуры» к омертвению, окаменению цивилизации. Именно это и случилось с городом Лица. Я использовал глагол в прошедшем времени для этого некрополя будущего. Он существует. Он также реален, как Рим и Вавилон. Но люди в нем не люди в том смысле, как мы понимаем людей. Они боги.
Он посмотрел на меня, как бы ожидая возражений. Но я промолчал.
— Они боги, — продолжал Де Калб. — Шпенглер ошибался, полагая, что цивилизация развивается по простой дуге. Достаточно сравнить Рим 14 века и Рим 16 века, чтобы заметить, что город, который стал некрополем, вновь возродился и занял свое место в человеческой цивилизации. Я не хочу спорить со Шпенглером, но я не согласен с его идеей о символической ценности города, как единице культуры. Когда ты посмотришь Запись несколько раз, ты поймешь, что я имею в виду.
