– Да-да, все так. Ты с ним знаком?
– В прошлом он делал для меня кое-какую работу, — признал я.
Тут я улыбнулся, хотя кровь у меня застыла в жилах, потому что я не люблю, чтобы другие знали, о чем я думаю.
– Ты улыбаешься? — спросила она. — О чем ты думаешь?
Очень в ее стиле.
– Я думаю о том, что ты смотришь на вещи более серьезно, чем мне представлялось.
– Ерунда. Я тебе много раз говорила, что я ужасная лгунья. Вот, кстати, секунду назад — ведь я имела в виду всего лишь мелкую стычку в большой войне. И ты прав — здесь я менее несчастна, чем где бы то ни было на Земле. Тогда, может быть, ты поговоришь с Джорджем — уговори его занять пост на Талере или на Бакабе. Попробуй, а?
– Ну да, — сказал я. — А как же. Так все и будет. Это после того, как ты десять лет его уговариваешь. Как поживает нынче его коллекция клопов?
– Растет, — ответила она, изобразив что-то вроде улыбки, — прыгает, скачет, жужжит и кишит, и некоторые из этих кишащих тварей радиоактивны. Я ему говорю: «Джордж, почему ты не ходишь по бабам вместо того, чтобы тратить все время на этих клопов?». Но он только качает головой и выглядит не от мира сего. Тогда я говорю: «Джордж, однажды какая-нибудь мерзость тебя искусает и сделает импотентом, и что ты тогда будешь делать?» А он объясняет, что такого быть не может, и читает мне лекцию о токсинах насекомых. Он сам, наверное, просто здоровый переодетый жук. Мне кажется, он получает прямо-таки сексуальное наслаждение, глядя, как они шебуршатся в банках. Не знаю, как иначе…
В этот момент я обернулся и посмотрел в зал, потому что ее лицо уже не было ее лицом. Услышав, через мгновение, как она засмеялась, я повернулся обратно и потрепал ее по плечу.
– Отлично — теперь я знаю больше, чем раньше. Спасибо. Еще увидимся.
– Тебя подождать?
– Нет. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Конрад.
И я ушел.
Переход через комнату может оказаться делом долгим и трудным, если в ней полно людей, и все они с тобой знакомы, и держат в руках бокалы, а ты хоть чуть-чуть хромаешь.
Все было именно так.
С рассеянным видом я продвинулся вдоль стены, по краю собравшейся толпы, футов на двадцать, пока не добрался до плотного кружка девиц, вечно вьющихся вокруг старого холостяка Грабера. Он был полностью лишен подбородка, почти полностью — губ и постепенно лысел; всякое выражение давно уже было утрачено плотью, обтягивающей череп, и отступило в глубину глаз; но там оно жило — при виде меня глаза засветились всегдашней готовностью оскорбить.
– Фил, — сказал я, кивнув, — не каждый способен написать такую «Маску». Говорили, что это искусство умирает, но теперь я знаю, что это не так.
– Ты все еще жив, — сказал он голосом, который был на семьдесят лет моложе его самого, — и опять, как обычно, опоздал.
– Я полон раскаяния, но мне пришлось задержаться у старых друзей на дне рождения одной семилетней леди. (Так оно и было, но к делу это совершенно не относится.)
– У тебя, кажется, все друзья старые? — спросил он, и это был удар ниже пояса, ведь когда-то я знавал его полузабытых родителей, и водил их к южной стороне Эрехтейона показать Портик Дев и то, что лорд Элджин сделал со всем остальным. И всю дорогу я нес на плечах их ясноглазого отпрыска и рассказывал ему истории, которые были старыми еще в ту пору, когда все это строилось.
– И мне нужна твоя помощь, — добавил я, пропуская укол мимо ушей и осторожно прокладывая себе дорогу сквозь пряный женский клубок. — Я потрачу целый вечер, чтобы через зал пробраться туда, где Сэндз совещается с веганцем, — простите, мисс, — а у меня не так много времени. — Извините, мадам. — Поэтому я хочу, чтобы ты проложил мне дорогу.
– Вы Номикос! — возопила одна милашка, уставившись на мою щеку. — Я всегда мечтала…
Я схватил ее руку, прижал к губам, отметил отсвечивающее розовым кольцо-камиллу, понимающе спросил:
– Злая судьба, да? — и отпустил ее.
– Ну так как? — обратился я к Граберу. — Ты доставишь меня туда за минимальное время в свойственной тебе придворной манере, под оживленную беседу, которую никто не осмелится прервать, ладно? Тогда вперед.
Он резко кивнул.
– Прошу прощения у дам, я скоро вернусь.
Мы двинулись сквозь толпу. Высоко над головами сверкающими ледяными лунами покачивались люстры. Фелинстра — модернизированная эолова арфа — рассыпала в воздухе брызги мелодии, словно осколки цветного стекла.
Публика сновала и жужжала, как насекомые из коллекции Эммета; мы уходили от возможных столкновений, безостановочно переставляя ноги и создавая свой собственный шум. Мы даже умудрились ни разу ни на кого не наступить.
Ночь выдалась теплая. Большинство мужчин страдало в легких как перышко черных официальных костюмах, предусмотренных протоколом для сотрудников на подобных мероприятиях. Одетые иначе не принадлежали к числу сотрудников.
Черные костюмы крайне неудобны, несмотря на свою легкость: по бокам они приталены, а спереди — гладкая поверхность для ношения знаков различия. Слева вверху располагается зелено-сине-серо-белая эмблема Земли диаметром около трех дюймов, под ней помещают значок своего департамента, еще ниже — нашивку, соответствующую рангу. На правой стороне носят всякую наградную дребедень, выдуманную на потребу дешевому честолюбию — выдумыванием занимается невероятно изобретательное Управление Геральдики, Наград, Украшений и Символики (сокращенно ГНУС — видно, его первый директор очень ценил свой пост). Воротник костюма уже через десять минут норовит превратиться в удавку — по крайней мере мой поступает именно так.
Дамы носили (или не носили) что хотели, обычно что-нибудь яркое или подходящих пастельных тонов; состоявшие в штате Управления были аккуратно упакованы в короткие Черные Платья, правда, с приемлемыми воротничками — это облегчало задачу опознания хозяев среди гостей.
– Я слышал, что Дос Сантос здесь, — сказал я.
– Здесь.
– Зачем?
– По правде сказать, не знаю, да и не интересуюсь.
– Ну-ну. Что стряслось с твоим великолепным политическим чутьем?
Департамент Литературной критики всегда превозносил это твое качество.
– В определенном возрасте запах смерти начинает казаться с каждым разом все более неприятным.
– А от Дос Сантоса тянет смертью?
– Он ею пропах.
– Я слышал, он нанял одного нашего бывшего компаньона времен мадагаскарской операции.
Фил склонил голову на бок и насмешливо взглянул на меня.
– Быстро ты все узнаешь. Ах ну да, вы же приятели с Эллен. Да, Хасан здесь. Он наверху с Доном.
