Четыре года назад Конвея избрали главой Совета. За подобную честь он отдал бы жизнь, но он хорошо понимал, что, если бы Лоуренс Старр жил, избран был бы более достойный.
После этого его контакты с Дэвидом стали редкими и случайными, потому что быть главой Совета Науки означает посвятить себя проблемам всей Галактики. Даже на выпускных экзаменах Конвей видел Дэвида лишь мельком. За последние четыре года они и разговаривали-то едва ли четыре раза.
Поэтому его сердце так забилось, когда он услышал, как открывается дверь. Он повернулся и быстро пошёл навстречу вошедшим.
— Гус, старина, — Конвей протянул руку. — Дэвид, мальчик!
Прошёл час. Была уже ночь, когда они смогли перестать говорить о себе и обратились к делам Вселенной.
Начал Дэвид. Он сказал:
— Я сегодня впервые был свидетелем смерти от отравления, дядя Гектор. Я знал достаточно, чтобы предотвратить панику. Но хотел бы знать больше, чтобы помешать самому отравлению.
Конвей мрачно кивнул.
— Столько не знает никто. Я полагаю, Гус, это был опять марсианский продукт?
— Не могу отрицать это, Гектор. В деле фигурируют марсианские сливы.
— Было бы хорошо, — опять заговорил Дэвид Старр, — если бы вы рассказали мне всё, что мне дозволено знать.
— Всё очень просто, — горько усмехнулся Конвей. — Ужасно просто. За последние четыре месяца около двухсот человек умерло сразу после употребления в пищу выращенных на Марсе продуктов. Яд неизвестен, и симптомы не указывают ни на какую болезнь. Быстрый полный паралич нервов, контролирующих работу диафрагмы и мышц груди. Вследствие этого паралич лёгких и смерть через пять минут.
Дело даже хуже. В нескольких случаях жертвы были обнаружены вовремя, к ним применяли искусственное дыхание, как сделал и ты, и даже искусственные лёгкие. Всё равно смерть через пять минут. Останавливается сердце. Вскрытие же не показывает ничего, кроме невероятно быстро развивающегося поражения нервов.
— А сама отравленная пища? — спросил Дэвид.
— Тупик, — ответил Конвей. — Отравленный кусок или порция полностью усваиваются. Другие образцы того же сорта на столе и в кухне абсолютно безвредны. Мы скармливали их животным и даже добровольцам. Исследование содержимого желудка мертвых не даёт никаких результатов.
— Откуда же вы тогда знаете, что пища отравлена?
— Потому что смерть во всех случаях наступает после приёма в пищу марсианских продуктов — это не просто совпадение.
— И, по-видимому, болезнь не заразна, — задумчиво сказал Дэвид.
— Нет. Хвала звёздам за это. Но и без того положение тяжелое. Пока нам удаётся сохранять всё в полной тайне, спасибо Планетарной полиции. Двести смертельных случаев за четыре месяца для населения Земли — всё ещё ничтожное число, но оно может увеличиться. И если люди Земли будут считать, что любой кусок марсианской пищи может оказаться их последним, — последствия будут ужасны. Даже если будет умирать по-прежнему пятьдесят человек в месяц из пяти миллиардов жителей Земли, каждый сочтет, что он может оказаться в числе этих пятидесяти.
— Да, — согласился Дэвид, — а это значит, что рынок марсианской пищи перестанет существовать. Огромные убытки для марсианских фермерских синдикатов.
— Это ещё что! — Конвей пожал плечами, отбрасывая проблему фермерских синдикатов, как нечто незначительное. — А больше ты ничего не видишь?
— Вижу, что сельское хозяйство Земли не сможет прокормить пять миллиардов человек.
— Точно. Мы не можем прожить без продуктов с колониальных планет. Через шесть недель на Земле начнут умирать с голода. И если люди будут бояться марсианской пищи, предотвратить голод не удастся. Я не знаю, сколько мы ещё продержимся. Каждая новая смерть — это новый кризис. Разнесут ли об этом последнем случае теленовости по всему свету? Всплывет ли правда? И к тому же существует ещё теория Гуса.
Доктор Хенри откинулся, утрамбовывая табак в трубке.
— Я уверен, Дэвид, что эпидемия пищевых отравлений — не естественный феномен. Он слишком широко распространен. Сегодня в Бенгалии, на следующий день в Нью-Йорке, потом на Занзибаре. За этим кроется чей-то разум.
— Говорю тебе… — начал Конвей.
— Если какая-то группа пытается захватить контроль над Землей, что может быть лучше, чем ударить по нашему слабейшему месту — запасам продовольствия? Земля — наиболее населённая планета Галактики. Это естественно, поскольку она родина человечества. Но именно это делает нас слабыми, так как мы не можем прокормить себя. Наша житница в небе: на Марсе, на Ганимеде, на Европе. Если прекратить импорт любым способом — пиратскими нападениями или гораздо более тонко, как сейчас, — мы быстро станем беспомощны. Вот и всё.
— Но если это так, не должна ли такая группа связаться с правительством, хотя бы для того, чтобы предъявить ультиматум? — спросил Дэвид.
— Пожалуй, так, но, возможно, они ждут своего часа, ждут, чтобы мы созрели. Или они напрямую связаны с фермерами Марса. Колонисты себе на уме, они не доверяют Земле и, в сущности, если поймут, что их благополучие под угрозой, могут присоединиться к преступникам. Может быть, даже, — он яростно запыхтел трубкой, — они сами… Но я никого не обвиняю.
— А моя роль? Что, по-вашему, должен делать я? — спросил Дэвид.
— Позволь мне ему объяснить, — сказал Конвей. — Дэвид, мы хотим, чтобы ты отправился в Центральную лабораторию на Луне. Ты будешь членом группы, занимающейся расследованием этой проблемы. В настоящий момент там получают образцы всех продуктов, доставляемых с Марса. Мы обязаны найти там отравленную пищу. Половина всех образцов скармливается крысам, остальные исследуются всеми доступными нам способами.
— Понимаю. И если дядя Гус прав, у вас, вероятно, есть ещё одна команда на Марсе?
— Очень опытные люди. Ну а ты готов отправиться на Луну сегодня же?
— Конечно. В таком случае могу ли я уйти, чтобы подготовиться?
— Разумеется.
— Не будет ли возражений против того, чтобы я летел в своём корабле?
— Вовсе нет.
Оставшись одни в пустом кабинете, двое учёных долго молчали, глядя на сказочные огни города.
Наконец Конвей сказал:
— Как он похож на Лоуренса! Но ведь он так молод. Дело опасное.
Хенри спросил:
— Ты на самом деле считаешь, что это сработает?
— Несомненно, — Конвей рассмеялся. — Ты слышал его последний вопрос о Марсе. Он не собирается отправляться на Луну. Я хорошо его знаю. Это лучший способ защитить его. Официальные записи будут утверждать, что он на Луне; Центральной лаборатории приказано доложить о его прибытии. Когда он на самом деле окажется на Марсе, твои заговорщики, если они существуют, не заподозрят, что он член Совета, а он, конечно, сохранит инкогнито, думая, что дурачит нас. — И, помолчав, добавил: — Он умён. Он может сделать то, чего не можем мы. К счастью, он ещё молод и им можно управлять. Через несколько лет это будет невозможно. Он будет видеть нас насквозь.
