— Здесь? — удивился Барбур. — На нашей крыше?
— Сено, — объяснил Рик. — В тот раз я плохо снял с тюка проволоку, оставил кусок, и Граучо[1] — так я его звал — поцарапался и подхватил столбняк. Я отнес его к ветеринару, там он и умер, а я подумал-подумал, а потом пошел в одно из этих ателье, где делают животных, и показал им фотографию Граучо. Они изготовили мне вот это. — Он показал на фальшивое животное, все еще не расстававшееся с надеждой заполучить геркулес, судя по тому, как внимательно следило оно за всемогущими руками хозяина. — Слов нет, первоклассная работа. Я уделяю ему ничуть не меньше времени и внимания, чем тому, настоящему, и все равно… — Он пожал плечами.
— Это не одно и то же, — закончил за него Барбур.
— Хотя — почти. Я испытываю почти те же чувства, а слежу за его здоровьем едва ли не больше, чем тогда. Потому что он может сломаться, и тогда все соседи узнают. Я уже шесть раз отдавал его в ремонт, всё по разным пустякам, которые здесь же, при мне, в минуту исправляли, но заметь кто-нибудь такой, скажем, пустяк, как когда у него забарахлил голосовой механизм и он начал безостановочно блеять, тут бы и стало ясно, что он — фальшак, потому что уж это-то была явно механическая неисправность, болезней таких не бывает. А фургон ремонтной мастерской, — добавил Рик, — имеет, конечно же, надпись «Ветеринарная лечебница такая-то», и водитель у них одет в белое, как ветеринар. Ну ладно, — заторопился он, вспомнив о времени, — мне надо бежать на работу. Увидимся вечером.
— Э-э-э, — пробормотал Барбур в спину уходящему Рику. — Подождите, пожалуйста. Вы, ну, не бойтесь за соседей, я ничего им не скажу.
Рик был уже готов рассыпаться в благодарностях, но осекся, вдруг ощутив черную, беспросветную тоску, вроде той, о которой говорила Айран.
— Не знаю, — сказал он вяло, — может, и не надо ничего скрывать, ну какая мне разница?
— Как это — какая? Они же станут смотреть на вас свысока — не все, конечно же, но некоторые. Вы же знаете, как относятся люди к тем, кто не хочет иметь животное, они воспринимают такое поведение как аморальное и антисочувственное. Юридически оно уже не является преступным, как когда-то, сразу после Финальной Всеобщей, но отношение общества осталось практически тем же.
— Господи! — горестно воскликнул Рик. — Да я же хочу иметь животное, хочу, но никак не могу купить. На мое жалованье, жалованье муниципального служащего, далеко не разбежишься.
Вот если бы, думал он, мне еще раз повезло, вроде как два года назад, когда я за один только месяц уложил четырех андров. Знай я тогда, что Граучо скоро умрет… да откуда такое можно знать заранее. А потом — этот двухдюймовый, острый как иголка обломок упаковочной проволоки…
— А почему бы вам не купить себе кошку? — предложил Барбур. — Они же совсем не дорогие, вот посмотрите в каталоге «Сидни».
— Кошку? — обиделся Рик. — Да не хочу я никакую кошку, и собаку тоже не хочу. Я не люблю всех этих квартирных неженок, которые спят на диване и лакают молочко из блюдечка. Я хотел бы купить большое, серьезное животное — барана, как был у меня раньше; если хватит денег, так и бычка — или лошадь, вроде как у вас.
И всего-то и надо, подумал он, чтобы снова повезло. Нейтрализовать пять андров — и все будет в порядке. Каждый андик — это плюс тысяча к жалованью. А уж с пятью-то тысячами в кармане я быстро найду то, что мне надо, даже если цена в каталоге напечатана курсивом. Пять тысяч долларов, но для этого требуется выполнение нескольких не зависящих от него обстоятельств. Первым делом нужно, чтобы с одной из колонизированных планет на Землю пробрались пять андров. И чтобы они решили поселиться не где-нибудь еще, где за ними будут гоняться другие охотники из других полицейских агентств, а именно здесь, в Северной Калифорнии, а еще — чтобы Дэйв Холден, главный здешний охотник, умер или вышел на пенсию.
— А то купите себе сверчка, — пошутил Барбур. — Или мыша. А что, за двадцать пять долларов вам продадут большого шикарного мыша.
— Ваша лошадь, — процедил Рик, — тоже может умереть, абсолютно неожиданно, как мой Граучо. Вот вернетесь вы сегодня с работы, а она лежит на спине, ногами вверх, как навозный жук или этот, как вы говорили, сверчок.
Он достал из кармана ключ, повернулся и пошел к своей машине.
— Простите, если я вас обидел, — сказал Барбур, голос его нервно подрагивал.
Рик молча открыл дверцу своего ховеркара[2]. Он уже жалел, что разоткровенничался с соседом, и совершенно не хотел продолжать бессмысленный разговор.
На всех этажах огромного, безнадежно запущенного здания, где жили когда-то тысячи людей, царила кладбищенская тишина, и лишь в одной из его комнат включенный телевизор назойливо расхваливал свой товар перед предполагаемыми, но отсутствующими слушателями.
Это только сейчас этот дом стал бесхозной трущобой, а до Финальной Всеобщей Войны у него были и хозяева, и заботливые смотрители. В те времена здесь был один из спальных пригородов Сан-Франциско, удобно связанный с самим городом ниткой скоростного монорельса и кипевший, подобно всему полуострову, жизнью, шумной и суматошной, как птичий базар. Теперь же и рачительные хозяева дома, и аккуратные смотрители, и шумные жильцы либо умерли, либо съехали на одну из колонизуемых планет. Умерших было больше — война оказалась очень тяжелой и кровопролитной, вразрез со всеми шапкозакидательскими прогнозами Пентагона и его высоколобых прихлебателей из «Рэнд Корпорейшн», каковая, к слову сказать, базировалась примерно в этих же местах. Подобно жильцам дома, эта корпорация то ли скончалась, то ли куда-то съехала, никого этим, впрочем, не опечалив.
Интересно заметить, что к этому времени никто уже фактически не помнил, из-за чего разгорелась столь страшная война и кто в ней победил (да и вообще, победил ли в ней кто-нибудь). Смертоносная пыль, покрывшая всю планету, отнюдь не была чьим-то дьявольским оружием; более того, ни один из участников конфликта не ожидал ничего подобного. Первыми погибли совы. Это было странное, неожиданное зрелище — толстые, пушистые снежно-белые птицы, десятками валяющиеся во дворах и на улицах. Живыми они не покидали своих убежищ, пока совсем не стемнеет, и потому редко попадались человеку на глаза. В средние века чума извещала о своем приходе сотнями дохлых крыс на улицах, новая же чума обрушилась на землю сверху, с неба.
Само собой, за совами последовали и другие птицы, но к тому времени загадка была осознана и разрешена. Программа колонизации других планет стартовала еще до войны, но теперь, когда солнечный свет на Земле померк от облаков смертоносной пыли, она вступила в совершенно иную фазу. По этому случаю был полностью модифицирован Синтетический Борец за свободу, первоначально разрабатывавшийся в сугубо военных целях. Получив способность функционировать в инопланетных условиях, этот человекоподобный робот, а точнее, биологический андроид стал важнейшим подспорьем для широкомасштабной программы колонизации. Согласно принятому ООН закону, каждый эмигрант получал в полную собственность андроида любой, по своему выбору, модели. А выбрать было из чего: к 2019 году количество этих моделей превысило всяческое разумение — на манер моделей американских автомобилей в шестидесятые годы прошлого века.
