— Я не могу. Мне очень страшно, — медленно, почти по складам, произнес я.
Страатен вылез из вагонетки. С изяществом канатоходца подошел ко мне и крепко схватил одной рукой за шиворот. Он тянул меня за собой, и я пассивно следовал за ним, как нанизанный на проволоку ролик. Когда мы достигли вагонетки, я сначала залез в нее ногами и лишь потом решился разжать руки и выпустить громоотвод.
Когда я отдышался, мы выбрали канат и подняли наш груз. Страатен достал из кармана фляжку с ромом. Я сел на дно вагонетки, прижавшись спиной к холодному металлическому борту. Ром вернул мне ощущение реальности. Прежде всего я почувствовал боль. Оказалось, что я сильно стер руки о проволоку… Я поднял голову. Прямо над нами сиял Южный Крест. Большие белые звезды смотрели бестрепетно и равнодушно, как слепые глаза.
Небо побледнело. Уже было можно различить сигаретный дымок. В полудремоте я почувствовал, как вагонетка пришла в движение. Заскрипели блоки.
— Ровно семь часов, — сказал Страатен. — Работа на руднике началась.
Я осторожно высунулся. С земли поднимался туман. Справа и слева от меня были одни только решетчатые башни, выросшие среди грязно-желтой саванны, по которой скользили расплывчатые бледные тени движущихся вагонеток. Встречные вагонетки были заполнены рудой вчерашней выработки.
— Надо пореже высовываться, — сказал Страатен. — Может заметить охрана.
— А что, если нас увидят с вертолета? — спросил я.
— Они часто летают?
— Не знаю.
— Когда услышим стрекот мотора, сразу же накроемся плащами, — сказал Страатен и полез в свой рюкзак.
Я начал собирать автомат.
— Неужели нам придется стрелять, Страатен? Мне все еще не верится, что это всерьез.
— Надеюсь, что все обойдется благополучно. Но если другого выхода не будет… Во всяком случае, помни, что нас с тобой не пощадят.
— Давай пока закусим, — предложил я. — Кто знает, что с нами будет в ближайшее время.
Страатен достал банки с ветчиной и плумпудингом.
— Только не бросай ничего на землю. Подвести может любая мелочь.
Ели мы с аппетитом. Только сильно хотелось пить. Но вся вода у нас уже вышла.
— Ты уверен, что мы найдем там воду? — спросил Страатен.
— В лесу, во всяком случае, она есть. Ты будешь пить росу, как эльф. Помнишь сказку о королеве эльфов?
— Нашел о чем вспоминать!.. Огня мытам разводить не будем. Только спиртовку. А у тебя больной желудок. Как ты будешь обходиться без горячего?
— Я-то как-нибудь обойдусь, но за желудок, конечно, поручиться не могу.
— Далеко еще?
— С какой скоростью движется вагонетка?
— Сейчас поглядим. — Страатен поднялся и взглянул на часы. — Между вышками не более тысячи футов. Так?
— Пожалуй. — Я никогда не умел определять расстояние на глаз и просто согласился с Страатеном.
— Есть! — сказал он минуты через три. — Через каких-нибудь полчаса надо готовиться к высадке.
— Скорей бы! — сказал я.
— Да. Здесь чувствуешь себя не очень приятно. Странно, что до сих пор мы не видели никаких следов охраны.
— Наверное, она сосредоточена вблизи резерваций.
— Сильная?
— Кто ее знает… Думаю, что их там много.
— Значит, мы прежде всего уходим в горы и наблюдаем оттуда в бинокли.
— Угу. Как условились.
Мы замолчали. Говорить было не о чем, да и не хотелось. Я прислушивался к скрипу блоков и птичьему щебету. Закрыв глаза, можно было представить себя раскачивающимся в гамаке среди просыпающегося сада.
— А вдруг мы ошиблись, Страатен? Что, если там самые обыкновенные рудники?
— Вряд ли.
Он опять поднялся во весь рост, точно надеялся разглядеть что-то впереди.
— Как ты думаешь, что это такое? — спросил он, указывая наверх.
— Где? — Я тоже поднялся.
— Вот это, над вагонетками.
— По-моему, кабель… Я как-то не обратил внимания на него.
— Это высоковольтный кабель. Ты не знаешь, зачем может понадобиться на рудниках высокое напряжение?
* * *
Сначала мы спустили на веревках рюкзаки. Потом стали спускаться сами. Когда мои ноги коснулись земли, я отпустил канат и сейчас же упал в сухую колючую траву. Следом за мной свалился и Страатен. Он тоже выпустил канат, который теперь убегал от нас вместе с вагонеткой. Страатен сейчас же вскочил, догнал волочащиеся по пыльному краснозему концы и, схватив один из них, вытянул канат из скоб вагонетки.
— С благополучным приземлением, — сказал я, еле переводя дух.
— Хорошо, что веревка не зацепилась. Теперь никаких следов.
Вернувшись немного назад, мы подобрали вещи и быстро пошли прочь от подвески, спугивая при каждом шаге стайки стрекочущих кузнечиков.
— Скорее! — торопил меня Страатен. — Нас могут обнаружить в любую секунду.
Солнце подымалось все выше. Слепящее и чуть влажное, каким видишь его в далеком детстве. Далеко впереди, оставляя за собой ржавое облако пыли, пронеслось стадо антилоп. Осевшие за ночь запахи поднимались с земли невидимыми струйками пара.
Мир и покой царили над саванной. Спали в своих душных берлогах ночные хищники. И мне вдруг захотелось пойти на водопой вместе со стадом зебр или, подобно гиппопотаму, медленно погрузиться по самые ноздри в прохладную и жидкую грязь. Хорошо ощущать себя частичкой природы!..
Мое патетическое настроение нарушил скрипучий голос Страатена:
— Как ты находишь вон те ксерофитовые заросли? Высокие колючие кустарники отбрасывали голубоватую пятнистую тень.
— Пожалуй, они не просматриваются сверху?
Я кивнул головой.
— Но все же не мешает натянуть брезент.
Страатен, как всегда, рассуждал сам с собой. Мое мнение его, видимо, мало интересовало, и я покорно побрел вслед за ним.
Утреннее солнце вконец разморило меня. Я отказался от завтрака и сразу же лег спать. Нам предстояло идти всю ночь. Хотелось как следует выспаться.
* * *
К следующему утру мы вышли к Куруманскому хребту. Переобулись в альпинистские ботинки и полезли по довольно крутому, но удивительно ровному склону.
Синие фосфорические нектарницы, как пчелы, стояли в воздухе над влажными цветками опунций. Всюду журчали ручьи. Золотистые лишайники пятнами и крапинками расцветили камни.
Мы вошли в галереи дождевых лесов. Ветки серебряных деревьев были скрыты длинными латунного цвета лохмотьями волокнистых лишайников. Меж стволами висел туман. Нас обступили сырость и тишина.
Рубашка моя скоро сделалась влажной, а вороненый ствол автомата потускнел.
Почва под ногами стала зыбкой. Ботинки все глубже уходили в зеленый, наполненный водой мох.
