- Тыща сверху. Можешь не считать. Все мусорники облазил. Я пересчитал.
- Девятьсот девяносто восемь, - спокойно сказал я и уставился на хмыря нехорошим взглядом.
У хмыря перехватило горло. Он беззвучно захлопал хлебалом, будто его вот-вот должна хватить кондрашка. Прединфарктным движением он сорвал с руки "сейку" лимонов на пятьдесят и швырнул мне.
- Теперь хватит? - прохрепел он как из реанимации.
- Курева добавь, - небрежно предложил я.
От хмыря пошел пар. Как в гипнотическом трансе он бросил мне начатую пачку "салема" и по собственной инициативе от щедрот души добавил мальборовскую зажигалку.
- А мутни петуховской вам не надо? - впряглась с боку занюханная бабка.
Хмырь перевел на нее безумный взгляд и его затрясло.
- Ладно, - смилостивился я. - По рукам, кореш, пока я не передумал.
Хмырь схватил в охапку каминные часы и бросился наутек.
- Держи! - заорал ново-зеленский дрозд. - Держи вор-р-ра!!!
- Хорошая птица, - похвалил я и воткнул между прутьями клетки таблетку антирада. Дрозд сховал таблетку за милую душу. Наш человек.
Небрежно рассовав по карманам деньги и упаковав одеяло в рюкзак, я с достоинством закурил "салем". Неплохо поторговал. Только нафига хмырю прямо позарез нужны мои часы? Можно подумать, что от них зависит его жизнь.
- Пока, собрат по разуму, - кивнул я ново-зеленскому дрозду и неспешно двинулся по рынку.
- Пакеда, дядя! - хрипло бросила мне в спину птица.
Зажигалку я махнул на банку китайской тушонки и буханку хлеба. Затем задумчиво постоял возле небритого мужика в заскорузлой робе, торгующего ржавой пухлой воблой. Вспомнились золотые деньки, когда чуть ли не на каждом углу можно было попить бочкового пива.
Превратно истолковав мою задумчивость, мужик приосанился и заорал:
- А кому воблу! Воблу вяленую! По дешевке! Налетай! Поллимона штука!
Он схватил одну воблу за хвост и хряснул ею о прилавок. Из пасти воблы вылетело с десяток опарышей.
- Ап-петитная! Ар-роматная! Сама в рот просится!
- Мужик, почем зря наживку разбрасываешь, - остудил я его.
- Игорь Викторович? - сказал мне кто-то в ухо, - пивка не желаете?
Я оглянулся. Сбоку от меня стоял гладко выбритый парень, весь в "варенке", со спортивной сумкой через плечо. Он радушно улыбался, но в глубине его глаз засело, что-то такое, что роднило его с пасшим меня хмырем. Хмыреныш, одним словом. Поймав мой взгляд, он приоткрыл сумку, доверху набитую металлическими банками дойчляндовского пива.
- Почем?
- Что - почем? - почти искренне изумился хмыре-ныш. - Для вас, Игорь Викторович, на шару!
Давненько меня не величали по имени-отчеству. И пивом за так не потчевали. Я внимательно посмотрел в глаза хмыренышу. Голубые, заискивающие.
- Ну-ка, свистни, - предложил я. Хмыреныш растерялся.
- Что?
- Свистни говорю! - свирепо приказал я и состроил зверскую морду.
Морда оказала действие. Хмыреныш послушно сложил губы гузкой и свистнул.
- Порядок, - оттаял я. - Наливай.
- Минутку, - попросился хмыреныш, подскочил к продавцу воблой и, не торгуясь, приобрел пару рыбцов.
- Идемте, - предложил он.
Я не двинулся с места.
Хмыреныш сделал пару шагов и оглянулся.
- Что же вы, Игорь Викторович?
- Куда?
По морде хмыреныша мелькнула мимолетная тень.
- Игорь Викторович, ну не здесь же, - понял он меня. - Хоть в трамвайчике посидим.
Трамвайчик стоял возле самого входа на рынок. Без колес, обшарпанный, с выбитыми стеклами и остатками пластиковых сидений. Когда-то здесь была трамвайная ветка. С отключением электричества рельсы разобрали, колеса сняли. Говорят, за бугром наш металл здорово идет - тонна за банку пива. А короб трамвая остался. По-моему, специально для таких случаев, как этот.
В хвосте вагончика сидели трое бомжей и квасили самогон.
- Брысь! - мимоходом оповестил их о своем появлении хмыреныш, и бомжи испарились.
Хмыреныш поклал на сиденье воблу, поставил с десяток банок пива.
- Угощайтесь.
Я сел, вскрыл банку пива, но, поймав на себе внимательный взгляд хмыреныша, протянул банку ему.
- Отхлебни.
- Да что вы, Игорь Викторович! - попробовал возмутится хмыреныш, но пиво отхлебнул.
- Достаточно, - мрачно кивнул я, залпом опорожнил надпитую банку и протянул руку за второй.
Только тогда хмыреныш сел и тоже откупорил банку.
- Игорь Викторович, а свистеть вы меня зачем заставляли? - спросил он, как я понимаю, для завязки разговора.
- Проверял, не педик ли ты. Говорят, они свистеть не умеют.
Хмыреныш конфузливо захихикал.
- Воблой угощайтесь, - предложил он, а сам достал коробку козинцов, открыл и так это аккуратно отправил один козинец за щеку.
- Сам эту воблу жри, - мрачно буркнул я, запустил в коробку пятерню и бросил горсть козинцов себе в рот. Козинцы с пивом хороши! Правда, некоторые утверждают, что с Коньяком, но где он, тот коньяк? Стал такой же мифической жидкостью, что и амброзия...
- Откуда меня знаешь? - спросил я между четвертой и пятой банками. На дурняк пиво шло неслабо.
- Читал ваши рассказы.
Вот те на! Я уж сам забыл, что когда-то пописывал и даже печатался. Когда бумага была. А сейчас и под воблу подстелить нечего...
- А я думаю, что пивом угощаешь? Понравилась моя писанина, что ли?
- Ага. А "Про зайчишек" ваше класс!
Я стрельнул в него глазами. А мог бы и из бластера.
Но я добрый, особенно под хмельком. Была у меня повестушка с таким названием. Но об этом названии знали только я и мой редактор. Да еще, наверное, в КГБ.
Им тогда по рангу положено было все знать, особенно о бумагомараках. По каким-то политическим мотивам мое название было отклонено, и, не притерпев более ни одного изменения в тексте, повестушка увидела свет под другим. Так что знать ее первое название хмыреныш не мог. Разве что имел отношение к почившему в бозе КГБ.
- Ладно. - Я смял пальцами девятую банку. - Пива я попил. Спасибо. Что нужно? Хмыреныш заерзал.
- Да что нужно... Пивом вот просто хотел угостить, известного писателя...
В животе у меня забурчало. То ли от наглой лести то ли пиво вступило противоречение с месячным эквивалентом синтет-пищи.
- Тогда пакеда, - махнул я рукой и встал. Хмыреныш засуетился. Просто так расставаться со мной явно не входило в его планы.
- Игорь Викторович, - заныл он у меня за спиной, - а у вас ничего нового не написано? Почитать не дадите? Я резко повернулся. Лясы точить с хмыренышем было не с руки - пиво окончательно рассорилось во мне с синтет-пищей.
- Написано, написано! - гаркнул я ему в рожу.
- И накакано! Вот тебе мое чтиво!
Я выдернул из-под мышки бластер и саданул из него в сумку хмыреныша. Полсумки как языком слизнуло.
