Правда, когда я это объясняю, люди меня все равно не слушают. Их нетрудно понять — и в любом случае все могло быть еще хуже. Так я, по крайней мере, не остаюсь без работы. Днем (хотя мне сейчас сложно сказать, что означает для меня это слово) я ремонтирую машины времени, а для сна отправляюсь в один и тот же укромный закуток пространства-времени. Это самая бессобытийная точка хронопотока, которую мне удалось найти, серая дата без числа и названия. Вот уже несколько лет каждую ночь без исключения я провожу здесь в полной тишине, в абсолютном ничто. Я потому и выбрал этот кармашек в ткани мироздания — здесь я могу быть совершенно уверен в том, что ничего плохого со мной не случится.
Самое мое первое воспоминание об отце: мне три года, мы вдвоем сидим на моей кровати, и он читает мне книгу, выбранную нами в местной библиотеке. Я не помню, о чем там было, не помню даже, как она называлась. Не помню, во что одет отец, не помню, прибрано у меня в комнате или нет. Что я помню — это как я пристроился у него под мышкой, а он приобнимает меня правой рукой и как его шею и подбородок снизу освещает мягкий желтоватый свет от моей настольной лампы под светло-голубым матерчатым абажуром с космическими ракетами и роботами.
Вот то, что осталось у меня в памяти: 1) как тело отца создает эту маленькую выемку; 2) что там места как раз столько, сколько мне нужно — ни больше ни меньше; 3) голос отца; 4) подсвеченные ракеты на абажуре и лучащаяся пустота, сияющее ничто крохотных дырочек вокруг — каждая как звездочка, к которой ракете лететь. И мы сами тоже как будто летим куда-то.
Люди арендуют машины времени, думая, что могут изменить прошлое. Но, взявшись за дело, скоро понимают, что принцип детерминизма вовсе не играет им на руку. Они попадают куда-то, куда попадать не хотели, а может быть, и хотели, а иногда им туда и попадать-то не стоило. В общем, они оказываются в ловушке — логической, метафизической и т. п., из которой сами выбраться не могут.
Вот тут появляюсь я. Прихожу и вытаскиваю их оттуда.
Я всегда говорю: у меня есть моя работа, и без дела я никогда не останусь.
Работа у меня есть, потому что я знаю, как починить модуль охлаждения квантово-декогерентного движка МВ-31. Это почему у меня есть работа. А вот без дела я никогда не останусь, потому что люди понятия не имеют, как сделаться счастливыми, даже с машиной времени. У меня всегда будет работа, потому что, как выясняется в итоге, наши клиенты всегда хотят одного и того же: снова пережить худший момент в своей жизни. И снова. И еще раз. И еще. Кстати, за это они готовы платить немалые деньги.
Подумайте сами — вот мой отец сконструировал что-то вроде полурабочего прототипа машины времени, причем задолго до того, как кто-либо другой хотя бы задумался над таким устройством. Он одним из первых разработал матосновы, вывел коэффициенты и граничные условия для различных канонических сценариев хронопутешествий; время он чувствовал, как никто другой, буквально внутренним чутьем, был у него такой дар (а может, проклятие — это как посмотреть). И все равно потом всю жизнь он добивался того, чтобы минимизировать энтропию системы, убрать все пробелы и логические нестыковки, вычленить причинно-следственные связи, лежащие в основе разработанного им исчисления. Сорок лет, потраченных на попытки уместить в голове самую дурацкую несправедливость нашей жизни, в которой все случается лишь однажды, раскрыть природу этой самой непостижимой одноразовости, понять, каким образом ухватить, описать в переменной, запихать в формулу ускользающую идею единовременности.
Годы и годы жизни — своей, моей, их жизни с мамой — годы, годы и годы, проведенные в своем гараже, рядом, но не с нами, рядом только в смысле пространства и времени. Корпя над меловыми цифрами по черному полю доски, повешенной на дальней стене рядом со стеллажом для инструментов. После того, как отец сконструировал машину времени, все свое время он тратил на то, чтобы разобраться, как с ее помощью выиграть во времени. Все время, что он был с нами, он использовал на реализацию своей мечты о том, чтобы иметь побольше времени: ему всегда его не хватало.
Насколько я знаю, он занят этим до сих пор. Мы не виделись вот уже несколько лет — точнее не скажу. Не то, что не могу — не скажу, и все. Не хочу точности в таких вещах. Просто несколько лет. Несколько. Некоторое количество. Я слишком много времени провел внутри своей капсулы в Н-Н-режиме, так что если я и посчитаю, сколько конкретно прошло, результат будет означать лишь, что я еще не забыл основ НФ-исчисления, и только. Да, разумеется, решив дифференциальное уравнение в частных производных, можно вычислить, например, совокупный коэффициент упущенных возможностей или общую потерю совместно проведенного времени в системе «отец-сын», но что это даст? Численную оценку? Ну, будет у меня численная оценка. Дальше что? Она все равно не сможет ничего исправить. Да и что? Выразит она разве, что перечувствовала моя мать за эти годы, вплоть до того момента, когда решила отказаться от возможности чувствовать что-то новое и стала довольствоваться одними и теми же старыми эмоциями? Какой бы ответ я ни получил, он ничего не скажет о том, чем были для меня эти потерянные годы. Так что к точности я не стремлюсь — здесь, в Настоящем Неопределенном, мне и без нее вроде как вполне неплохо. Мне достаточно того, что я знаю. А знаю я, что на поиски отца я потратил достаточно времени. Пытаясь распутать его жизненную траекторию и вернуть отца домой, я угробил немалую часть собственной жизни. Не знаю я того, зачем ему понадобилось отделять линию своей судьбы от наших и чем это для нас обернется в итоге. Не знаю, когда наши линии подойдут к концу и суждено ли им еще сойтись вместе. Не знаю, одиноко ли ему. Не знаю, лучше ли ему там, где он теперь. Не знаю, вспоминает ли он о нас, перед тем как заснуть.
На такой работе, как моя, учат всякому-разному. Например, если ты вдруг замечаешь самого себя, выходящего из машины времени, сразу бери руки в ноги и уматывай оттуда как можно быстрее. Не останавливайся ни на секунду, не пытайся заговорить с собой, а то будет плохо. Таково правило номер один, которое вбивают тебе в голову в первый же день подготовки. Тебе объясняют, что это должно быть как рефлекс. Не считай себя умнее всех и не выпендривайся. Если видишь, что тебе навстречу идет другой ты, без раздумий, без единого слова, без малейшего промедления беги от себя.
Наилучшим образом выполнение правила номер один обеспечивает выполнение правила номер два. У него, правда, пока нет строгой доказательной базы, но оно бесспорно принимается НФ-теоретиками в качестве рабочей гипотезы. Известное также как исключающий принцип Шена-Такаямы-Фуримото, оно формулируется примерно так: аутоэлиминировавший индивид, находясь в моделируемой интерпретированной реальности и обладая по меньшей мере полуфазовым сдвигом по отношению к своему субъективному настоящему, при нормальных условиях никогда не претерпит столкновения ни с одним из своих отражений. Другими словами, при желании, если закрыться в этой коробке и не выглядывать наружу, можно так до старости и не встретиться с самим собой лицом к лицу и ничего в себе не разглядеть.
