— Признаюсь, экономика никогда не была моей сильной стороной.
— Как насчет демографии? Сколько, по-вашему, человек живет на Земле?
— Два миллиарда, — пожал плечами я. — Ну то есть сейчас-то, наверное, больше. После Великой Войны прошло уже достаточно времени.
— Насколько именно больше? Молчите? Неудивительно. Эти цифры нигде не озвучиваются. Про два миллиарда после Войны слышали все, а про текущие данные — никто. Более того, вы наверняка даже не знаете точно, сколько народу живет в вашем городе.
— Эти сведения могут иметь стратегическое значение. Лагры в свое время могли получить исчерпывающие сведения о наших городах из любой карты памяти для туристов, хорошо, что мы усвоили этот урок…
— Да, именно это вдолбила вам пропаганда. Сведения, которые раньше были доступны любому туристу, теперь настолько секретные и стратегические, что добраться до них не может даже полковник аналитического центра Генштаба. Мне очень захотелось взглянуть на наборы данных, использованные для обучения модели, но мне не удалось сделать это официально. Пришлось задействовать кое-какие профессиональные навыки по части добычи информации… И знаете, что оказалось? То, что я и ожидал: всем входным наборам данных с численностью выше пороговой соответствовал фактически один выходной, с косметическими изменениями. Машину искусственно заставили построить модель, в которую можно загнать и два миллиарда, и десять, а результат все равно получить как для полутораста миллионов.
Я, конечно, уже понимал, куда он клонит. Что ж, теории заговора — одно из самых распространенных в психиатрии явлений, не говорящее, впрочем, о невменяемости. Он замолчал, явно желая, чтобы я озвучил вывод сам.
— Значит, по-вашему, на самом деле людей на порядок меньше, чем считается, и правительство это скрывает, — резюмировал я. — Ну а может быть, для задач, решаемых правительством, точное моделирование просто не нужно? Все же в гражданской жизни, в отличие от военной, многое основано на саморегуляции. А модель с меньшей численностью, очевидно, проще…
— Вот именно — проще! — воскликнул он, и одна из кривых на моих индикаторах дрогнула. — Зачем моделировать миллиарды, если можно просто сказать, что они есть? Все равно каждый человек общается с десятками, максимум — сотнями других, и не может оценить точное число… Видите ли, когда я выяснил все это, у меня родилась идея, которую вы уж точно запишете по своей части. Но, когда всю жизнь возишься с моделями, она не выглядит такой уж абсурдной. Кто вам, собственно, сказал, что наш мир реален? Что все мы — не персонажи компьютерной симуляции? Конечно, модель, о которой я вам сейчас говорил, гораздо примитивнее. Она описывает человека лишь как производящую и потребляющую единицу, а не как полноценную личность со всеми ее мыслями и чувствами. Но нет ничего технически невозможного и в полном моделировании личности… и даже множества личностей… были бы компьютеры помощнее. Собственно, возможны даже два варианта. Либо настоящие люди существуют, но лежат при этом в каких-нибудь ваннах с питательным раствором, а вся информация, получаемая их нервной системой, приходит из виртуального мира. Это проще — достаточно моделировать лишь внешнюю среду, а не сознания. Более сложный вариант — физически людей вообще нет, мы все существуем лишь в памяти компьютера.
— Ну, это старая идея, — заметил я. — Кажется, ее рассматривали еще в докомпьютерную эпоху. Нечасто, однако, столь философскими вопросами задаются военные.
— Я аналитик, — отрезал Норман. — Мое дело — рассматривать все гипотезы, даже самые невероятные.
— Что толку в подобной гипотезе, если ее даже теоретически невозможно ни доказать, ни опровергнуть? Не проще ли не множить сущности, как заповедовал Оккам?
— Вот именно — теоретически, — энергично возразил он. — Если сложность модели не уступает сложности реального мира, то, находясь внутри нее, действительно ничего не докажешь. Но в том-то и дело, что на практике — всегда уступает! Вселенная бесконечна, а модель — нет. И достаточно лишь обнаружить ее границы. Одну я уже нашел — одновременная симуляция не более чем ста шестидесяти миллионов человек. Причем отнюдь не факт, что каждый из них — полноценная личность. Многие, даже большинство, могут быть чисто статистическими единицами — набор стандартных фраз и стандартных действий без какого-либо собственного сознания. Скорее всего, конечно, это будут люди с невысоким социальным статусом — рядовые в армии, обслуга на гражданке. И, если поставить их в непредусмотренную сценарием ситуацию, они не смогут повести себя адекватно. Другой путь — искать пространственные границы мира, которые, кстати, могут быть не только внешними, но и внутренними. Зачем тратить системные ресурсы на моделирование областей, где нет ни одного человека — я имею в виду настоящих людей, тех, что обладают самосознанием? Значит, нужно попытаться проникнуть в такие области. Модель также ограничена и во времени. Одно дело — детально проработать текущую действительность, и совсем другое — проделать подобную по объему работу и для любых моментов прошлого. Все эти разрушенные музеи и уничтоженные архивы — удобное объяснение фрагментарности наших исторических знаний… но обратите внимание, сильнее всего пострадали части света, имевшие самую давнюю и богатую историю — Европа и Азия.
— Понятно, — кивнул я. — И что же, для того, чтобы проверить чисто умозрительную гипотезу, вы, офицер с блестящим послужным списком, решились пустить под откос карьеру, нарушить закон военного времени, пойти на убийства…
— Изначально я не хотел никаких необратимых действий, — качнул головой он. — Так, некоторые проверки нестандартными ситуациями… кое-кого из солдат, официантов в кафе… но их результаты можно было трактовать и так, и этак. А потом вскрылись случаи моего несанкционированного доступа, началось это дурацкое расследование. В принципе, в самом худшем случае мне грозил строгий выговор, бегство было чистым безумием… но тут я понял, что как раз такое действие, противоречащее всей моей предыдущей биографии, наверняка не предусмотрено системой. А стало быть, может продемонстрировать ее ограниченность. Я постарался попасть в несколько малонаселенных мест, по моим прикидкам, они могли быть населены одними «статистами»… но оказались вполне реальными, включая обширную область Луны, где нет ни одной базы. Последним из таких мест стала Европа, куда я прилетел с кое-каким оборудованием. Я уже не сомневался, что она — не просто абстрактная область на карте, помеченная, как непригодная для жизни, что туда действительно можно попасть. Но меня интересовало не само ее существование. Я искал доказательства, что жизнь была там раньше. Даже самые варварские бомбежки не могут полностью стереть следы тысячелетней цивилизованной культуры. Что-то должно было остаться, особенно если копнуть поглубже… Я не нашел ничего. Конечно, у меня было не слишком много времени на поиски… и все же я знаю, что такое аннигиляционный взрыв, на какое расстояние долетают обломки, где взрывная волна ослабевает настолько, что каменные здания могут устоять. У крупных городов должны были быть предместья, и в предместьях должны были сохраниться хоть какие-то руины. Ничего этого нет. Нет следов шоссе и железнодорожных насыпей. Никаких признаков плотин и водохранилищ — пусть они были разрушены и вода ушла, но должно было остаться характерное изменение рельефа и химического состава грунта… В общем, я могу с уверенностью утверждать: никакой великой цивилизации с развитой инфраструктурой в Европе никогда не было.
