Времени оставалось немного. Каждая минута была дорога. Андрей быстро натянул асбестовый костюм, подбежал ко мне и, застегивая на ходу "молнии", взволнованно зашептал:
- Я уверен, что машина не подведет. Она часто испытывалась на полигоне... Но я боюсь - не найти их. В горящем лесу нет ни дорог, ни тропинок.
- Но зато есть радиостанция, которая приведет вас к острову.
И я посоветовал Ярцеву воспользоваться радиопеленгацией. Но так как подобной аппаратуры в танковом училище не было, то пришлось предложить свой приемник.
- У него специальная направленная антенна... Она скомпенсирована особым образом, - начал приводить я технические подробности и вдруг замолк.
Дело в том, что этим экспериментальным приемником со множеством ручек и кнопок было очень трудно управлять. Во всяком случае, в нашей лаборатории его пока еще никто не освоил. Мой начальник окрестил эту конструкцию "аккордеоном". На нем еще надо научиться "играть".
Однако, несмотря на это, я вскочил в первую попавшуюся машину и помчался за своим "аккордеоном" в гостиницу.
Бросив беглый взгляд на мое произведение, Ярцев вздохнул:
- Никто из наших радистов не разберется. Они ведь привыкли к стандартным рациям. - Он пристально посмотрел на меня и отвернулся к танку.
Что-то внутри у меня похолодело. Неужели я упущу эту единственную возможность совершить неповторимое путешествие в огненной стихии? А потом, самое главное - ведь я действительно могу помочь добраться до острова, если радиостанция не прекратила своей работы.
И я решился:
- Поеду с вами. Действительно, с моей радиоигрушкой никто не справится.
Ярцев хмуро меня отговаривал, напоминал о риске, но чувствовалось, что он колеблется.
Подошел подполковник и, узнав, о чем идет речь, покачал головой:
- Сложный вопрос. Операция рискованная. Но если вы сами вызвались помочь спасению людей, то... - Он замолчал, отечески обнял меня и крепко пожал руку.
Мне навсегда запомнилась эта минута, хотя в то время я как-то плохо представлял, что ждет меня впереди, и если говорить честно, то в этом решении немалую роль сыграла юношеская романтика.
Вскоре мы стояли у башни танка в белых комбинезонах с никелированными застежками, в белых шлемах и рукавицах. За спиной - похожие на ранцы баллоны с кислородом. Впереди нашей необыкновенной машины ревел другой мощный танк, который должен был отбуксировать нас к горящей тайге, чтобы не расходовать энергию раньше времени.
Ярцев торопливо записывал в блокнот какие-то цифры. Признаться, меня несколько удивило его поведение. Разве сейчас до расчетов? Вот это выдержка! Впрочем, может быть, это только внешнее спокойствие?
Подполковник Степанов в последний раз окинул взглядом экипаж танка:
- Торопитесь, там вас ждут!
Ярцев закусил губу, сунул блокнот в карман комбинезона и дал знак водителю переднего танка.
Запыхтел мотор, трос натянулся, и наш электротанк медленно двинулся вперед.
Мы шли по пыльной дороге. Переднего танка не было видно, лишь блестел в огне прожектора натянутый трос. Казалось, что тащит нас на буксире темная дымная туча.
В дыму метались неясные тени: это звери бежали из горящего леса. Промелькнули сучковатые рога обезумевшего лося. Рядом, не повернув к нему головы, пронесся волк. Зайцы и белки прыгали в обожженной траве. Черные птицы кружили над головой, кричали и громко хлопали крыльями.
Впереди чувствовалось горячее дыхание огня.
Сейчас я со смущением вспоминаю, что тогда говорил Ярцеву:
- Подумать только - ведь еще ни один человек не путешествовал в огненном море! А мы...
Ярцев удивленно посмотрел на меня и вдруг приказал:
- Надеть кислородные маски!
Да, это, пожалуй, был самый лучший способ прервать мои неуместные восторги!
Необыкновенный мир окружал нас. В свете фар мелькали хлопья сажи, черным вороньем опускались на землю. Иногда сказочной жар-птицей проносилась ветка, объятая пламенем.
Передний танк остановился, трос, как живой, послушно свернулся кольцом и улегся в пыли. Из черной глубины показался водитель танка-буксира и прокричал Ярцеву на ухо:
- Дальше ехать нельзя, мотор перегрелся!
Он отвел танк немного назад и поставил его в безопасное место у перекрестка дорог. Дальше мы должны идти одни.
Где же та невидимая дорога, что должна привести нас к озеру? Может быть, радиостанция на острове давно уже прекратила работу?
Включив приемник, я повернул антенну в направлении леса и снова услышал отрывистые сигналы.
Ярцев дотронулся до моего плеча.
- Ну как, слышно?
Я утвердительно кивнул головой и показал направление на северо-восток.
Пропустив меня вперед, Андрей закрыл за собой люк и включил холодильную установку.
Танк вошел в горящий лес. Свистом и воем встретил нас пылающий кустарник. Я заглянул в смотровое окно. Кроме дыма и пляшущих языков пламени, ничего не было видно. Я невольно закрыл глаза. Какая страшная картина!
Сквозь щели пробивалось пламя. От жары не спасал ни асбест, ни толстый ватный костюм.
Танк переваливался через кочки и обгорелые пни, его бросало из стороны в сторону.
Послышался резкий удар по броне. Это рухнуло сгоревшее дерево.
Снова удар, еще и еще. Горящие головни забарабанили по танку.
Вокруг него метались волны огня; они вздымались вверх и с остервенением набрасывались на поникшие ветви деревьев. Тонкими струйками огонь растекается по смоле, бересте, сухим веткам, и вдруг дерево сразу вспыхивает, как факел, с пронзительным шипением и свистом разбрасывая вокруг себя огненные брызги.
Впереди - только огонь. Огонь со всех сторон: снизу - от горящей травы, сверху - от пылающих веток... В этом ослепительном мире нет теней. Все накалено, сверкает, искрится. Море света. Глаза мучительно ищут спасительной тьмы. Навертываются слезы, и я отворачиваюсь, чтобы не ослепнуть.
Вдруг танк остановился.
- Куда ехать дальше? - закричал Сандро, пролезая к нам в башню.
Лавируя между деревьями, он потерял курс.
В танке тускло светила маленькая лампочка, еле заметная в синем дыме, словно мы ехали в тесном купе вагона, где сильно курили.
Мне показалось, что Ярцев вопросительно смотрит на меня. Но что я мог ответить? Внутри стальной коробки танка нельзя услышать сигналов радиостанции.
- Придется открыть люк, - нерешительно проговорил я, наблюдая за язычками пламени, прорывающимися сквозь щели.
Андрей медлил. Но другого выхода не было, и он поднял люк.
Пламя забушевало над головой. Я взял приемник, накрылся, как плащом, куском асбестовой ткани и сел на ребро башни. Даже сквозь асбест и ватную одежду чувствовался раскаленный металл.
