Конечно, не для каждого приемлем путь Виолы Мгеладзе, нестареющей, практически бессмертной амазонки, киборга с полностью перестроенным организмом. Но уж наверняка недостоин почтения другой полюс...
Вопреки мрачным прогнозам ни изобилие, ни всеобщая кибернетизация не сделали нас вырождающимися потребителями. Мы - человечество творцов. Есть другая опасность...
- Настоящая опасность, - уже не говорил, а трубил викинг, - утрата мужества. Атрофия выносливости и воли. Пусть даже у малой части. Когда-то с изменений в одной клетке начинались злокачественные опухоли!
- Что вы предлагаете? - спросили с одного конца поляны.
- Снова воевать? - насмешливо откликнулись с другого. - Есть мясо убитых животных? Поощрять драчливых детей, вернуть в мир конкуренцию?
Викинг опустил голову. Его левый кулак непроизвольно сжался. Лихому колонисту очень хотелось сказать "да", но он молчал, боясь попасть впросак. Все вокруг слышали, сколько "за" и "против" клубится в сознании викинга. Николай Николаевич поспешил на помощь.
- Крайности, крайности, - сказал он ворчливым тоном. - Когда мы уже избавимся от крайних взглядов? Не в них истина... Делать человека полностью зависимым от машины или возобновлять жестокую борьбу за существование одинаково бессмысленно. Первое окончательно лишит нас защитных свойств. Второе обесценит все жертвы предыдущих поколений.
- И все-таки, - мелодично заговорила Линда, - вы не сможете не согласиться, если я скажу, что появление этого... сержанта не только символично, но и в чем-то нам всем полезно!
- Не смогу, - учтиво и чуть лукаво улыбнулся прокурор.
Привычным волевым усилием Николай Николаевич нарисовал себе некую вещую совокупную картину страстей Джона Вэси. Жаркая, пыльная рыже-зеленая листва; привкус крови; рифленая, скользкая рукоять в судорожном кулаке. Кичливое упоение собственными мышцами; упоение дразнящей популярностью сорвиголовы, славой опасного парня, упоение, заставляющее встревать в любую кабацкую потасовку, топтать или быть затоптанным, но не отступать, лишь бы не утихли страх и восторг окружающих. Упоительная ненависть ко всему интеллигентному, рассуждающему; к человеку, который осмелился читать книгу, сидя рядом в автобусе. Упоительное презрение ко всем "телячьим нежностям", к словам и прикосновениям женщин. Упоение собой, своей мужской исключительностью. Мускульный саркофаг, в котором корчится, не желая умирать, ласковый мальчик Джонни, счастливый владелец губной гармоники и голубятни, обожающий засыпать под плеск материнской стирки.
Хорошо. А кто такой Сент-Этьен?
Вэси дал точную характеристику: смурной, лишенный способности сопротивляться насилию. Не помогла даже воля, выкованная неустанной тренировкой. Волей управляют сильные желания. Первобытный нахрап помог сержанту Васи узурпировать мозг Сент-Этьена.
Увы, не столь уж мало таких, как этот моделист, - изнеженных и рафинированных более, чем фарфоровые маркизы, ловившие китайских рыбок в прудах Версаля. В отличие от бездельников - маркизов, вечно занятых лишь птичьим флиртом, наши "смурные" знать не хотят ничего, кроме своей работы, но работы, подобной утонченнейшему флирту. Достижение цели намеренно откладывается: гурман, подобно бабочке, обшаривает хоботком любопытства изгибы цветка впечатлений.
Восстановитель Событий, дивная проекция Великого Помощника, способная выуживать из небытия и складывать в сплошную мозаику давно умершие формы, краски, запахи, слова и мысли - Восстановитель для наших версальских пастушков все равно что для их исторических прототипов толпа в деревянных сабо, орущая "Карманьолу". Им ли, виртуозам философского рукоделья, в тиши зеленых усадеб и коралловых атоллов, лелеющим вычурные, как орхидеи, мысли, - им ли нырять в сумрачную, могучую круговерть? Зачем им, детям солнечно-прозрачного, апрельского мира Кругов, кислый чад городских трущоб, голодные болячки на детской коже, анатомические экспонаты пыточных застенков?
О, хрупкие гидропонные ростки Кругов, чуждые густо унавоженному чернозему эволюции! Теперь одному из них следует возвращать тело и лицо, похищенное прошлым... Конечно, "зеленый берет" Вэси - отвратительная крайность. Но как знать, менее ли вредны для нашего будущего оранжерейные Сент-Этьен и Войцеховский?
Неожиданно, точно услышав думы прокурора, Сальваторе поднял мокрое, измятое лицо. Шмыгнул носом. Пытаясь встать, машинально схватился за ногу коня. Конь отпрянул, а его владелец помог биоконструктору.
- Я сам во многом виноват, - в нос, как наплакавшийся ребенок, дрожащим голосом произнес Сальваторе. - Надо было думать сразу, сразу, еще до начала работы... Я воспроизвел не только тело, но и привычки полудомашней твари. И хотел скоро выпустить в лес самца... Чтобы спокойно размножались в раю без охотников... И без доброхотов с сахаром в кармане, которые еще страшнее охотников... - Он хотел всхлипнуть, но сдержался. - Надо было подготовить... Научить искать корм и убегать от хищников... Она все равно погибла бы, нынешний лес - не заповедник. А теперь я сам кажусь себе... косулей, глупой, неприспособленной к настоящей жизни!
- Не торопитесь каяться, - как можно мягче прервал его Главный Координатор. - Опять-таки - бойтесь крайних решений! Они оба неприспособлены к нашему времени, бедные искусственные создания, балованная косуля и злой мальчик Вэси.
Николай Николаевич постоял, послушал, как за ближними деревьями громко и независимо барабанит дятел. Словно в детстве, удивился: обходится же птичка без сотрясения мозга! И весело сказал:
- Забыли, забыли, что надо искать преступника... Ну ничего, к Сент-Этьену я подамся в одиночку... разве что с паном Гоуской.
Это было настоящее свадебное фото. Академическая композиция - розовая Фэй в кружевах и газе, белоснежный стетсон Рода Самнера над его скупой улыбкой. Горделивые морщины вождя Орлиное Сердце. И, безусловно, наш общий любимец, юный кассир, показавший себя таким героем.
- Вы знаете, почему мы начали искать вашего двойника в теле Сент-Этьена?
"Не могу знать, сэр".
- Потому что он убил косулю.
"Я так и думал, сэр, что он что-нибудь натворит. Это специально, чтобы тот... ну, основной... отключился, и... тогда можно будет полностью завладеть его мозгом".
- А почему вы решили, что Сент-Этьен так восприимчив?
"Как же! Вы не поверите, сэр, я тут рассказывал ему анекдоты, очень смешные, а он, вместо того чтобы смеяться, все время ругал меня за жестокость..."
Что-то словно вспыхнуло перед Николаем Николаевичем. Еще не смея поверить в удачу, он торопливо сказал:
- Интересно, расскажите-ка что-нибудь мне.
Кольцевые радужные волны бегут от полюсов прозрачного шара, выпячиваются толстым карнизом на экваторе. Исчезают Вэси думает.
