— Для переработки научной информации можно привлечь машины.
— Верно. Но для машин нужно составить программу.
— И среди ученых Земли нет человека, который бы смог это сделать?
— За такой короткий промежуток времени — нет…
— Так что же делать?
— Нужно создать таких ученых.
Я остолбенел. Этого еще не хватало! За последние сто лет люди привыкли к фантастическим успехам науки. Они свыклись с полетами в космос, они больше не удивляются управляемой термоядерной реакции, они перестали восхищаться животными, выращиваемыми в искусственной среде, их больше не удивляют успехи в области экспериментальной генетики, которые позволили получить совершенно новые виды живых существ. Но создавать гениальных ученых…
— Чушь какая‑то, — пробормотал я, с подозрением глядя на Корио.
— Я знал, что ты мне не поверишь. Я Хочу, чтобы ты и Олла пошли со мной на заседание ученого совета института структурной нейрокибернетики. Там по этому вопросу сегодня будет дискуссия. Основной докладчик–доктор Фавранов…
Фавранов — всемирно известный ученый, специалист по нейрокибернетике и по физиологии высшей нервной деятельности человека. Я вспомнил, что несколько лет назад, выступая перед широкой публикой с научно–популярным докладом, он заявил:
— Коммунистическое общество освободило человечество от всех материальных забот, от всякого морального гнета. На повестке дня стоит важная задача — раскрепостить гений человека. Человек имеет в себе все необходимое, чтобы стать гениальным…
Доклад доктора Фавранова был не так популярен, как тот, который я слушал несколько лет назад. В кратком введении он сообщил о наблюдениях его института над часто встречающимися случаями гениальности у детей, которая с годами угасает. Он подверг анализу это явление и сообщил, что основная его причина — многочисленные побочные и ненужные в новых социальных условиях нервные связи, которые возникли у человека в процессе многовековой эволюции. Хотя коммунизм избавил человека от борьбы за существование, от страха перед неизвестным, от заботы о жизни своего потомства, физиологическая структура его нервной системы продолжает повторять схему, которая была ему нужна тогда, когда на Земле царили волчьи законы… Необходимость в аппарате приспособления к враждебным условиям жизни исчезла при социализме, а в коммунистическом обществе ее существование является главным тормозом раскрытия гигантских творческих возможностей человека.
— Организация нервной системы человека, доставшаяся нам по наследству, слишком несовершенна и обременительна. Мы не можем ждать, пока она изменится сама собой. Еще многие поколения людей будут чувствовать безотчетный и беспричинный страх, отчаяние, ненависть, горе, печаль. Задача науки ускорить процесс духовного совершенствования человека.
На схемах, проектируемых на экран, Фавранов показал, какие участки центральной нервной системы современного человека являются, как он выразился, “аппендицитами”, тормозящими проявление гения человечества в области науки и искусства…
— И вы предлагаете удалить эти “аппендициты”? — спросил Фавранова председательствовавший доктор Мейнеров.
— Да, конечно.
— И после этого человек обретет необходимые сейчас творческие способности?
— Тот, кто обладает нужным комплексом знаний, будет пользоваться им более эффективно. Кто таких знаний не имеет, приобретет их достаточно легко Вы, конечно, понимаете, — добавил Фавранов, — что речь идет не о хирургическом вмешательстве. Ненужные традиционные нервные связи можно легко и безболезненно разорвать при помощи обыкновенной ультразвуковой иглы.
Сидевшая рядом со мной Олла медленно поднялась.
— Разрешите вопрос, доктор.
— Пожалуйста.
— Скажите, а не повлечет ли такая операция за собой полное изменение личности человека? Я имею в виду, не станет ли человек совсем другим?
Фавранов ласково улыбнулся.
— Конечно, человек станет другим. Он станет лучше, богаче, умнее. Он станет внутренне свободным. Он превратится в ничем не ограничиваемого мыслителя.
Олла тяжело опустилась.
— Вы понимаете, доктор Фавранов, что значит изменить личность человека? Вы чувствуете всю этическую глубину проблемы? — спросил Мейнеров.
— Да, конечно. Человек, который первым согласится на такую операцию, совершит подвиг. Для того чтобы решиться стать совершенно другим, необходимо огромное мужество. Такие операции над людьми еще не проводились. Но мы абсолютно уверены в их безопасности, хотя у нас нет никакого экспериментального материала, который бы указывал на то, как глубоко и далеко пойдет изменение личности, как измененное “я” будет относиться к самому себе, к окружающим его людям. Анализ нервных путей и проведенные математические расчеты показывают, что его интеллектуальная работа будет неизмеримо продуктивней.
— Друзья, — обратился к аудитории Мейнеров, — вы, конечно, понимаете, какими чрезвычайными обстоятельствами вызвана сегодняшняя дискуссия. Дело обстоит таким образом, что судьба человечества зависит от того, примем мы или не примем предложение доктора Фавранова. Нам необходима, абсолютно необходима группа ученых, которая бы нашла методы защиты нашей планеты от катастрофы. Только что мне передали, что среднеземная температура за сегодняшний день скачком поднялась еще на один градус. Мы получили огромное количество различных предложений, что нужно сделать, чтобы остановить процесс проникновения солнечной радиации на Землю. Но все эти предложения таковы, что их реализация потребует такого периода времени, после которого всякие попытки в этом направлении окажутся лишенными смысла. Я прошу вас высказаться по затронутым вопросам.
— Давай выйдем, — прошептала Олла. — Я больше не могу.
Мы вышли из здания института и уселись на скамейке прямо перед воротами в парк. Я знал, что Олла не уйдет отсюда, пока не увидит Корио.
Под ногами на глазах таял снег, а в бетонированной канавке журчал ручеек. Мимо изгороди прошли какие‑то женщины, и мы слышали, как одна сказала, что, “по данным института прогнозов, такая погода была триста лет назад…”
— Ты знаешь, чего я боюсь? — не выдержав спросила Олла.
— Да. Ты боишься, что после этого он перестанет тебя любить.
— Или я его… Вдруг он станет совершенно чужим человеком…
Снег под ногами совершенно растаял, и мы увидели кусок сырой земли и на ней зеленую прошлогоднюю траву.
— Скоро здесь будет тепло, как летом, — пробормотал я.
