— Прекрасно! — сказал я. — Вот фотография другой девушки. Скажите, вы говорили вот с этой девушкой за конторкой, а из задней комнаты вышла та, которая на фотографии? Или вы говорили с той девушкой, которая на фотографии, а девушка, сидящая сейчас за конторкой, вышла из задней комнаты?
Долгую минуту скорняк пристально разглядывал сначала девушку, потом фотографию.
— Они же совсем одинаковые.
Я выругался про себя. На губах Сюзн заиграла едва заметная улыбка, которая почти тут же исчезла. Должно быть, на этом она и строила свои расчеты. В библиотеке почти никого не было из студентов, чужой вряд ли станет вглядываться в библиотекаря — такую же принадлежность читального зала, как книжные полки.
Теперь я уже знал, что она виновна, но знание еще ничего не значит.
— Ну так которая же? — спросил я.
— Я говорил с ней, с той, которая за конторкой, — ответил он с видом человека, которому хочется покончить с допросом.
— Совершенно верно, — невозмутимо подтвердила Сюзн. Я уже успел до дна исчерпать свои надежды на ее слабые нервы.
— А вы могли бы присягнуть в этом? — спросил я скорняка.
— Нет, — тут же ответил он.
— Что ж, Хэтуэй, уведи его и отправь домой. Профессор Родни подался вперед и тронул меня за локоть.
— Почему она улыбнулась этому человеку, когда он сказал, какие книги ему нужны? — прошептал он.
— А почему бы и нет? — шепнул я в ответ, но все равно задал девушке этот вопрос. Брови у нее слегка вздрогнули.
— Обыкновенная вежливость. Что в этом дурного?
Она прямо ликовала, я мог бы в этом поклясться. Профессор слегка покачал головой и снова шепнул мне:
— Она не из тех, кто улыбается незнакомцам, с которыми надо возиться. За конторкой наверняка сидела Луэлла-Мэри.
Я пожал плечами, представив себе, как выкладываю подобные доказательства комиссару.
Четверо студентов ничего не видели, и их допрос почти не отнял времени. Они занимались исследованиями, знали, какие им нужны книги и где они стоят. Они не задерживались у конторки, не могли сказать, кто и когда за ней сидел. Никто даже не поднимал глаз от книг, пока пронзительный крик не всполошил всех и вся.
Пятым был Питер Ван-Норден. Он вперил взор в большой палец своей правой руки. Ноготь на нем был жутко изгрызен. На Сюзн он даже не взглянул. Я дал ему немного посидеть и прийти в себя. Наконец я спросил:
— Что вы здесь делаете в такое время года? Насколько я понял, сейчас каникулы.
— У меня через месяц кандидатский минимум, — пробормотал он. — Я занимаюсь. Если я сдам экзамен, то смогу работать над своей диссертацией, понимаете?
— Я полагаю, вы задержались у конторки, войдя сюда?
— Нет, не думаю. По-моему, я не задерживался, — ответил он так же тихо, как и прежде.
— Странно, не правда ли? Я полагаю, вы хороший друг как Сюзн, так и Луэллы-Мэри. Разве вы не говорите им «привет»?
— Я волновался. Я думал об экзамене. Мне надо было заниматься. Я…
— Выходит, у вас даже не нашлось времени сказать «привет»?
Я посмотрел на Сюзн, чтобы узнать, как все это действует на нее. Она побледнела. Но ведь мне могло и показаться.
— Однако вы были чуть ли не обручены с одной из них. Разве не так? — спросил я.
Он поднял глаза, в которых отразилась смесь тревоги и возмущения.
— Нет! Я не могу обручиться, пока не получу степень. Кто вам сказал, что я обручен?
— Я сказал «чуть ли не обручены».
— Нет! Может, мы и встречались раз-другой, но что значат одно-два свидания?
— Полноте, Пит, — вкрадчиво сказал я. — Которая же из них была вашей подружкой?
— Говорю вам, ничего подобного не было! — Он так усердно умывал руки от этого дела, что казалось, весь погрузился в невидимую пену.
— Ну так как? — вдруг спросил я Сюзн. — Останавливался он у вашей конторки?
— Он помахал рукой, когда проходил, — сказала она.
— В самом деле, Пит?
— Не помню, — угрюмо ответил он. — Может, и помахал. Ну и что?
— А ничего, — сказал я.
В душе я жалел Сюзн. Если ради этого типа она убила человека, ее старания канули втуне. Я был уверен, что отныне он на нее и внимания не обратит, даже если она рухнет ему на голову с крыши двухэтажного дома. Она, должно быть, тоже это поняла. Судя по взгляду, брошенному ею на Питера Ван-Нордена, его можно было считать вторым кандидатом на угощение цианистым калием. Если, конечно, все сойдет ей с рук. А дело к тому и шло…
Было уже около шести, и я не представлял себе, что еще можно сделать. Выходило, что никто даже не опровергал утверждений Сюзн. Будь у нее преступное прошлое, уж мы бы смогли выжать истину, если не напором, то измором. Но к ней такие способы неприменимы. Я повернулся к профессору, готовый высказать это вслух, но он неотрывно смотрел на карточки Хэтуэя. Во всяком случае, на одну из них, которую держал в руках. Знаете, рассказывают, будто у кого-то там руки дрожат от волнения, но видеть такое приходится нечасто. Рука Родни дрожала как молоточек старомодного будильника. Он прокашлялся.
— Позвольте мне задать ей один вопрос.
— Валяйте, — сказал я. Терять было уже нечего. Он посмотрел на девушку и положил карточку на стол чистой стороной вверх.
— Мисс Мори, — неуверенно сказал он. Казалось, он намеренно избегал обращения по имени. Сюзн воззрилась на него. На какое-то мгновение она, казалось, занервничала, но это прошло, и она снова была спокойна.
— Да, профессор?
— Вы улыбнулись, когда скорняк сказал, что ему нужно. Почему?
— Я же сказала вам, профессор Родни. Это была простая вежливость.
— А может, в том, что он сказал, было нечто особенное, смешное?
— Я старалась быть вежливой, — повторила она.
— Возможно, вам показалась забавной его фамилия, мисс Мори?
— Не особенно, — безразлично сказала она.
— Ну что ж, его фамилию еще никто не упоминал. Я не знал ее, пока случайно не взглянул на эту карточку. Так какая же у него была фамилия, мисс Мори? — вдруг воскликнул он полным волнения голосом.
— Не помню, — помолчав, ответила она.
— Ах, не помните? Он же назвал свою фамилию, разве нет?
В ее голосе зазвучало раздражение:
— Ну и что, если назвал? Фамилия, она фамилия и есть. Вряд ли после всего случившегося можно ожидать, что я запомню какую-то там иностранную фамилию, которую слышала раз в жизни.
— Значит, она была иностранная?
Она резко дала задний ход, избегая ловушки.
— Не помню. Мне кажется, это была типично немецкая фамилия. Да мне все равно, как его звали, пусть хоть Джон Смит.
