Он хотел что-то прибавить, но вдруг махнул рукой. Сказанное заняло немного времени, но Рукова страшно утомила эта речь: ей предшествовали бессонные ночи в лаборатории, анализы, вычисления...
Он медленно опустился в кресло и закрыл глаза.
...Очнувшись, Руков осмотрелся вокруг. Пели счетчики, лениво ползли показательные кривые. Канонова закрыли сверху второй полусферой, а сотни приборов гигантскими крыльями тыкались в ее белую поверхность. "Три, пять, восемь... - твердил размеренный голос, - слышу вас. Три, пять, восемь, даю контакт... Три..." В неясном рокоте машин бесшумными гномами скользили ассистенты. В кабелях журчали потоки дезактивационной жидкости.
- Что происходит?.. - со слабым стоном выдавил Руков. - Что за подготовки?.. Без меня!..
Возле него предупредительно выросла фигура в белом.
- Все в полном порядке, - вкрадчиво и мягко прозвучал голос. - С обоих полушарий мозга больного снят радиоактивный слой, применена обычная дезактивация. Излучатель настроен и готов к прорыву памятного канала.
- Сколько прошло минут?! - всполошился Михаил Константинович. - Это невозможно! Такую сложнейшую коррекцию...
- Восемь часов! - бойкий ответ, предполагалось, должен был успокоить собеседника, но расчет не оправдался: Руков рассвирепел.
- Кто давал данные на перевод объектива? - взорвался он.
- Лаборатория Памяти-57. Не беспокойтесь, пуск состоится вот-вот...
- Какое... - Руков задохнулся от негодования.
Человек в шлеме невозмутимо отвел его за отражательные купола; помешать было поздно, но Михаил Константинович продолжал бушевать:
- Это недопустимо! Самовольство, анархия в Институте!.. Из 57-й поснимаю всех! Агашева в первую очередь!.. Хорошо, что канальный взрыв сто раз проверен, но ведь если...
Договорить он не успел. Внезапно все смолкло, и зазвенело в ушах: так бывает, когда вдруг выключат орущий во всю мощь динамик. Тишина сдавила зал. Медленно поднялась сфера, вновь обнажив нижнюю, с человеком внутри. Сердце неприятно замерло.
...Раздался резкий сухой щелчок, ярче обычного засветили прожекторы. В остальном ни малейшей перемены. Но Руков почти физически ощущал, как страшной энергии лучи пронзают застывшего космонавта.
Сигнала не было. И все же Руков мог уловить момент, когда неслышный говорок излучателя смолк.
В следующую секунду что-то неуловимое пронеслось в воздухе. Лежащий в сфере открыл глаза. По-новому, не так, как прежде. На лице отразились попеременно все оттенки удивления. Космонавт медленно поднял руки и прижал пальцы к вискам.
Зал будто вымер. Михаил Константинович боялся шевельнуться.
Неожиданно звездный летчик качнулся и с резким выкриком спрыгнул вниз.
Ассистенты повскакали с мест.
Космонавт, раскинув руки, рухнул на пол.
...Море набегало на покатый пляж. Прозрачные волны сцеплялись и отлетали назад, сшибаясь с валунами. Сосны кренились на ветру, но им было лень оторваться от теплого песка и лететь в раскрашенное закатом небо. Было свежо и тихо. На восток под распластанными крыльями чаек торопились барашки.
Михаил Константинович со странным чувством смотрел на разбросанные цепи камней у побережья и маленькую фигурку среди них. Солнечная дорожка плясала, огибая глыбу, а тень человека стлала на нее фантастический отсвет. На том берегу ослепительно полыхал вечерний город.
- Вот и все... - со счастливой улыбкой пробормотал Руков, откидываясь на согретую спинку скамеечки.
Человек запрыгал по валунам к берегу. Побежал по дюнам. Волосы его трепал бриз, щеки горели.
- А все-таки, Михаил Константинович, огромное спасибо... проникновенно выговорил он, приблизившись к Рукову и опускаясь на жесткий ежик травы. - За всех нас спасибо... - Он вскочил, глаза сияли. - Снова подниматься в небо. Снова любить и искать. Снова покорять чужие солнца. Испытывать корабли. Видеть родину. Это удивительно - снова жить!
Он посмотрел с земли в небо. Пристально и весело. Его звали звезды, чтобы потом тоской земной швырнуть обратно и снова манить в заветные дали.
Где-то на далеком краю мира запела ракета, уносясь в неизвестность.
Он помахал ей рукой.
