— А, — неохотно цедит та сквозь зубы. — Дура одна взбесилась совсем…
— Дура?
'Все равно опоздаешь!'- эхом отзывается в памяти Танькин голос. Господи, только не это!
— Имя! — еле удерживаюсь от дикого крика. — Как ее звали?
— Ну, Копылова, — неприязненно отвечает девица, выуживая из кармана пачку.
— Можно мне?
— Бери, — флегматично разрешает она. — Родня ей, что ли?
Передаю назад вместе с пачкой новенькую пятитысячную.
— Рассказывай!
— А чего рассказывать, — купюра мгновенно исчезает в кармане. — Сама не видела. Но, по слухам, она на тот свет засобиралась. На этом у нее, вишь ты, ребеночек никак родиться не мог…
— Она еще и беременна была?!
— А то! — насмешливо фыркает санитарка. — Седьмой год на четвертом месяце. Вот Альбертовна и надумала ей мнимый аборт устроить. Чтобы блажь насчет ребенка из головы вылетела. Та и взбесилась. Всех порвала, а потом сама головой в зеркало. Ну, туда и дорога…
Окурок со снайперской точностью вонзается в середину урны.
— Альбертовну жалко. Придет на ее место какой-нибудь хмырь, премии вдвое срежет… рискуй тут жизнью за сраные копейки…
Смотрю в стылое небо, нависшее над головой. Хорошо, что снова дождь, — ненавижу плакать…
Танька, Танька, дурочка ты несчастная. Нет тебя теперь в нашем мире. Вернулась в свои сны, как и хотела с самого начала. Навсегда.
Но что конкретно ждет всех нас за Порогом никому ведь не ведомо. Рай, ад, новая инкарнация, могильные черви, — каждый думает по-разному. И есть, между прочим, такая теория, будто человек после смерти получает то, во что искренне верил…
Еду по трассе, в свой поселок. Напьюсь в мрачном одиночестве. До потери пульса, до синих соплей. Только бы унять эту безумную боль…
Машину вдруг заносит на повороте. Плавно, как в дурном боевике, надвигается огромный бок прущей по встречной полосе фуры…
Ма-а-ма-а! Не успеваю, я же не успеваю!
Таня, Танечка! Я верю в твой мир, верю!
Я не хочу умирать.
Я верю.
Верю…
Темнота. Тишина. Холод. Не очень-то похоже на загробный мир, как его пережившие клиническую смерть описывают. Никакого туннеля нет, и света в его конце тоже нет, ничего нет, кроме кромешной ледяной тьмы…
— Эй, Игла! Заснул?
Голос незнакомый. Смутно осознаю, что лежу на носилках… Да я ведь жива! Жива!!!
Этого словами не передать. Это может понять только тот, кто сам пережил нечто подобное. Громадное бешеное чувство, захлестнувшее с головой: острое желание выжить! Несмотря ни на что и вопреки всему, плевать на боль, плевать на возможную инвалидность, — плевать на все, только бы жить! Хоть калекой, хоть уродиной, но жить…
— Повезло тебе, красавица, — голос усталый, словно тот, кого назвали Иглой, тяжести трое суток на гору таскал. — Еще станцуешь!
Внезапно я вспоминаю, кто с самого детства таскал такое прозвище! Объединившее разом любимую профессию и фамилию предка-англичанина. Невероятно, невозможно, не может быть! Но все же я собираюсь с силами и шепчу, с трудом разлепляя непослушные губы
— Do you… speak… English, Needle?*
Возникает изумленная тишина. А затем…
— Чернулькина! Натаха! — радостно вопит доктор.
Нет, ну это ж надо! Трудно было письмо нацарапать, хоть строчку, хоть полстрочки! На тебя же похоронка пришла, придурок!
— Ник…
— Потом, Натаха. Все потом! Отдыхай…
Темнота. Голоса…
— Вызывай патруль, Игла! Не дури! Мало тебе в прошлый раз было? Еще хочется?
— Сат, ты не понимаешь…
— Она тебе кто? Дочь, сестра, любовница?! Вызывай патруль, не то я сам вызову!
— Ник…
— Ожила, — бурчит Сат недовольно.
М-да. Ников приятель явно меня невзлюбил. Ну, его проблемы. Я жива! Ни боли, ни тошнотного дурмана, темно только…
— Ник, ты хоть бы свет включил! Темно, как в попе у негра!
— Натаха, ты… — Ник замолкает, ругается шепотом, потом командует. — Сат, диагностику, живо!
Из потока выданной Сатом медицинской тарабарщины я распознала всего три слова: гематома и зрительный центр. Но этого хватило с головой!
— Натаха, — Ник берет меня за руку. — Не переживай. Все будет хорошо…
Вжимаюсь лицом в подушку. Хорошо, как же! Прямо лучше некуда. Кого обманываешь?
Всегда, всю жизнь боялась именно этого! Слепой тьмы, которая сожрет однажды весь видимый мир…
— Игла, — тихо говорит Сат. — Чего время тянешь?
— Ралинз разрядился, — неохотно отвечает Ник. — К Верховной на поклон идти надо…
— А она тебя "любит", — язвит Сат. — Погоди, сейчас еще патрульные припрутся… вот будет веселье…
Господи! Они все еще не наигрались. Взрослые мужики, оба. А в котелках — Танькины сказки.
— Отправлюсь в город, — решает Ник. — Присмотришь?
Сат не успевает ответить. Мощный пинок со страшной силой бросает дверь в стену, стекло бьется с оглушительным звоном. Вдребезги!
— Ты! — ярость вошедшего хлещет обжигающим огнем. — Снова за старое!
— Немедленно очисти реанимацию, септический! — гневно требует Ник.
Но под наглой уверенностью кроется даже не страх, — ужас. Друг детства боится, панически боится сокрушителя дверей! Кем бы он ни был…
— Я те щас покажу септического, ур-род! — глухой звук удара.
Сказки?! Ник по шее получил совсем не по-сказочному! Да и дверь опять же…
— Думаешь, я не отследил, чей ралинз там отметился? Думаешь, тебе снова все с рук сойдет?!
— Бога-то побойся, Шелсу! — кричит Ник. — Тут же ни одного нормального врача на триста километров вокруг! Ты не посмеешь…
— Я не посмею?! Шутник… Можешь считать себя арестованным! Сидеть будешь, покуда не треснешь!
— Шелсу! — не подумавши говорю я. — Привет от Тани!
— Ну, Натаха, ты и ду-ура! — в отчаянии ругается Ник.
Кто-то берет меня за руку и… Ощущение возникает страшное. Как будто сквозь мозги пропустили ток высокого напряжения. Стылый холод сжимает воздух, не вдохнуть. И — тишина…
— Сволочь! — ругается Ник. — Он же Таньку сейчас перехватит! Дура ты, Натаха, просили тебя…
— Что происходит?
— А то ты не понимаешь! Ты со своей картиночкой попала, Натаха, ясно тебе? Я как эту дрянь увидел, сразу назад и выкинул, пока портал не застыл. Хотел как лучше, а вышло…
— Ник…
— Натаха, через Грань свободно мотаться только маги высшего круга Посвящения могут. Ты погибла в той аварии, сечешь?
— Класс! — говорю насмешливо. — Значит, мы с тобой угодили в ад! Только серы тут маловато, не находишь?
— Знаешь, ты почти права, — отвечает Ник, чуть успокоившись. — У них тут с экологией беда. Последствия магических разборок прошлого. Навоевались, что называется, от души! Ведь любое магическое воздействие поганит Грань, а она здесь порталами издырявлена так, что лишь на одном честном слове и держится. Ралинз позволяет свести ущерб к минимуму, но Силы жрет столько, — за твой счет! — что потом несколько дней со звоном в башке ходишь. И думаешь другой раз как оперировать: продвинуто или по старинке, ножичком.
