Он не сомневался, что эсэсовцы смотрят ему вслед и станут теперь преследовать его. Он оглох от собственного бега и ударов сердца. Не переставая бежать, он оглянулся.
Эсэсовцы махали ему руками и что-то кричали. Они были посреди мостовой. Один из них доставал револьвер. Карстнера охватило странное спокойствие. «Сейчас меня убьют», — подумал он и интуитивно сделал прыжок в сторону. Грохнул выстрел. Карстнер споткнулся, коснулся коленом и ладонями мостовой, резко оттолкнулся и побежал дальше. Ему показалось, что они опять выстрелили, может быть, даже несколько раз.
Добежав до перекрестка, он автоматически повернул направо. Так же автоматически отметил, что этого не следовало делать — нельзя наводить их на след. Но вызубренный в Маллендорфе адрес так четко отпечатался в его памяти, что в эти напряженные минуты Карстнер уподобился самолету, ведомому сквозь огонь зениток одним лишь автопилотом. Поравнявшись с домом номер три, он, не отдавая себе отчета, вбежал в подъезд. Черная цифра на белой эмалевой табличке мигала перед глазами, как маяк. Он чувствовал, что его сейчас вырвет. Все в нем тряслось. Опаленные легкие жадно, но безуспешно хватали воздух. Он уже не бежал, а, упав грудью на перила, тащился вверх, цепляясь руками и вяло перебирая ногами.
На шестом этаже он услышал пушечный удар двери внизу и бряцанье подковок по гулкому каменному полу. Он знал: на седьмом этаже есть ход на чердак. Выскочив на крышу, нужно добежать до пожарной лестницы. Спуститься на брандмауэр. Прыгнуть на соседнюю крышу, а там будет дворик с тремя подворотнями. Главное, выиграть хоть несколько шагов. Кроме того, эсэсовцы пьяны, и неизвестно, как они поведут себя на крутой восьмискатной крыше. Остро закололо в боку. Но Карстнер заставил себя прыгнуть сразу через три ступеньки. Лег на перила, выпрямился. Остался еще один пролет. Потом восемь ступеней и чердачный лаз. Дверь почти наверняка открыта — на случай налета. «Там должен быть ящик с песком — тушить зажигалки, — отметил Карстнер, — может, опрокинуть на них?.. Нет, не осилю»…
Последняя ступенька, и он на площадке. Теперь пробежать площадку и свернугь налево…
Перед Карстнером белела глухая стена. Гладкая, как лист бумаги. Точно лакированная, а не покрытая штукатуркой.
«Может, я перепутал подъезды? — подумал он. — Хотя теперь это не имеет значения… Обидно»…
Он стоял лицом к стене, не решаясь обернуться. Покачнулся и, выставив вперед руки, упал. Он больно ударился локтем о край ступеньки. Стена куда-то исчезла. Дверь на чердак была открыта.
Он пополз вверх на четвереньках. Дотянулся пальцами до двери, но не смог подняться. Сел, чтобы передохнуть и собраться с силами.
«В крайнем случае, одного из них я сумею ударить ногой в живот».
Загремели кованые сапоги. Эсэсовцы вбежали на площадку. Карстнер подтянул ноги к груди и обернулся. Перед ним была глухая белая стена. Восемь ступенек вели вниз, на площадку седьмого этажа. А за ними белая стена… Выход на площадку исчез. Карстнер не мог уже ни удивляться, ни действовать. Голова его бессильно упала на грудь, и он медленно осел на бок, цепляясь непослушными пальцами за дверной косяк.
Словно сквозь вату он слышал, как эсэсовцы гремели сапогами на площадке, кричали, колотили в двери, звонили, врывались в квартиры и вновь выбегали на площадку. Потом гомон голосов: мужских, женских, детских. Все они были где-то рядом, за этой стеной. Они искали его, хотели его убить. Карстнер уже не чувствовал, как чьи-то руки подняли его и понесли. Сначала вверх по лестнице, потом по какому-то длинному коридору и, наконец, вниз…
…Первое, что он почувствовал, когда пришел в себя, был острый и свежий запах озона. Он лежал на большом кожаном диване, укрытый теплым клетчатым пледом. В комнате горела электрическая лампа. Карстнер посмотрел на часы, они стояли. Окон не было.
Полуоткрытая дверь вела в другую комнату. Там что-то непрерывно полыхало дымным белым светом. Слышалось странное жужжание, приглушенные голоса, изредка отрывистые фразы.
В комнату, улыбаясь, вошел человек с красивым молодым лицом и пышной шевелюрой. Виски у него были совершенно белые.
— Ну, как себя чувствуете? — спросил он, присаживаясь на краешек дивана.
Человек улыбнулся еще шире.
— Как я сюда попал?
— О! Совершенно случайно. Вам, очевидно, стало нехорошо. У вас уже бывало такое? Нет? Ну, тем лучше. Вы были без сознания, и я решился доставить вас сюда, пока вам не станет лучше.
— А где… они? Те, двое?
— Кого вы имеете в виду? — человек искренне изумился. Его блестящие черные глаза смеялись.
Карстнер пожал плечами.
— Вам показалось, что вас кто-то преследует? — Человек не переставал улыбаться, и на его щеках играли симпатичные ямочки. — Это, знаете ли, бывает перед приступом.
— На каком этаже я нахожусь?
— В цокольном. Вы предпочитаете бельэтаж?
— Это дом три?
— У вас есть тут знакомые?
— На седьмом этаже есть выход на чердак?
— Конечно. Вы уполномоченный противовоздушной обороны?
— И он не замурован белой стеной?
— Может быть, вы еще немного поспите? А потом мы с вами поговорим.
— Так вы сказали, цокольный этаж? И попасть к вам можно через чердак?
— Ну, зачем же обязательно так сложно. Можно и со двора, через черный ход.
— Это квартира 18-6?
— Вы проявляете поразительную осведомленность,
— Так да или нет?
— 18-6.
— Разрешите мне самому в этом убедиться.
— Пожалуйста. Я помогу вам подняться… Раз вы через весь город шли в гости… только для того, чтобы передать привет, должны же вы удостовериться, что попали по адресу.
Карстнер откинулся на подушки и прикрыл глаза.
— Да, я принес вам привет… От Янека… Слава богу, что все так кончилось… Что это была за стена?
— Какая стена?
— Перед чердачной лестницей. Я уж думал, что мне конец, Только она вдруг исчезла… А потом появилась опять.
— Наверное, у вас жар. Никакой стены перед чердачной лестницей нет.
— Но она была…
— Ее не было.
Человек с седыми висками больше не улыбался. Спокойно и уверенно он смотрел на Карстнера.
— Да, вы правы. Это от переутомления. Никакой стены не было, — тихо ответил Карстнер.
— Ну, вот видите… Вам мешает свет, я погашу.
— Нет, благодарю. Я не буду спать. Если можно, дайте мне поесть.
— Хорошо, — сказал человек и опять улыбнулся.
Карстнер подумал, что никогда еще не видел таких веселых и умных глаз.
— Постойте! — позвал Карстнер, когда человек был уже в дверях. — Не уходите. Значит, эсэсовцы за мной тоже не гнались?
