Она покинула зимний сад и уверенно прошла длинными коридорами дворца. Мраморная облицовка теплых оттенков, строгие светильники красного дерева в классическом стиле, несколько полотен старых мастеров на стенах... Времена кричащей позолоты и пурпурного бархата остались далеко в прошлом, там, где не было Кэтлин Анны Брендон.
Макс встретил её небрежным жестов томной руки из-за уставленного королевскими яствами стола. Он полулежал на канапе, облокотившись на гору парчовых подушек, напротив стоял оббитый парчой табурет для Кэтлин. Она села, приветствовав властелина теплой, чуть снисходительной улыбкой.
Максимилиан Великолепный уже не был всесильным и утонченно-жестоким диктатором. Незаметно избавив его от власти и поддерживавшего её стального стержня, Кэтлин оставила в этом человеке только изнеженного, томного сибарита. Макс постарел, у него отчетливо наметились мешки под глазами и второй подбородок. Утреннего халата он, как правило, не снимал до вечера, и ниспадающие складки не маскировали объемистого живота. Большую часть времени Максимилиан посвящал уходу за своими по-прежнему красивыми руками, которыми теперь любовался сквозь тонкие шифоновые перчатки. Но - Кэтлин смущенно улыбнулась - его глаза и сейчас вызывали у неё сладкую дрожь, эти длинные глаза, светло-зеленые и совершенно прозрачные...
- Как спалось? - спросила его Кэтлин, садясь к столу.
- Ничего особенного, - Макс неотразимо улыбнулся и красиво пошевелил в воздухе пальцами. - Снова видел во сне тебя. Жаль, что наяву почти не вижу - жаль, а, Кэт? Рекомендую вот этот пирог - шесть видов начинки.
Кэтлин с сомнением взглянула на огромный кусок с поджаристой корочкой. Последнее время её талия стала круглее, чем хотелось бы... а впрочем, долой такие мысли! Можно не есть пирога - но если уже есть, то получать от этого максимум удовольствия.
- Вчера пришла интересная дипломатическая почта, - сказала она за десертом. - Нам предлагают - совершенно серьезно! - стать кандидатом в члены Содружества.
- Я говорил, что эти снобы нас признают! - по-детски обрадовался Макс. - И что для этого нужно сделать?
Кэтлин постаралась придать голосу мягкие, материнские интонации:
- Ну, во-первых, ты должен съездить с визитом...
Максимилиан Великолепный недовольно скривил губы.
- А может, кто-нибудь другой... Ну почему так трудно найти надежного человека! Ладно, - добавил он уже равнодушно, - бог с ним, с Содружеством...
И вдруг его глаза вспыхнули идеей:
- Кэтлин, а может, ты?
Это было уже не в первый раз - и поэтому она не позволила себе ни преждевременной радости, ни несбыточной надежды.
Макс усмехнулся и повел из стороны в сторону своими пленительными глазами.
- Нет, дорогая, я не забыл. Ты никогда не выйдешь отсюда...
И без перерыва заговорил совсем о другом:
- Сегодня после обеда Министерство развлечений обещает цирк. Отвлечешься ради этого от дел, Кэт? Клянутся, что будут тигры и фантастическая гимнастка...
* * *
Запрокинув голову, Кэтлин смеялась, как девчонка. Смеялся и Максимилиан - правда, не так молодо и заразительно. Номер был замечательный - оригинальный по замыслу, удивительно органичный по режиссуре и исполнению. Фантастическое существо с маленьким гибким телом и огромной шишковатой головой - один глаз втрое больше другого - изо всех сил старалось быть похожим на человека, но постоянно чего-то пугалось и невольно обнаруживало свои сверхъестественные способности. Каскады сложнейших прыжков, кувырков, пируэтов проделывались, казалось, случайно, без малейшего усилия, а беспомощные попытки двигаться по-человечески выглядели трогательно и комично.
- Очаровательная девчушка, правда? - сказал Максимилиан, осторожно аплодируя.
- Это девушка? - удивилась Кэтлин. - Прелесть! Я хочу с ней поговорить.
- Пожалуйста, - великодушно разрешил Макс. - Только что она тебе скажет, дорогая? Ведь её выращивали для меня как гимнастку - и только.
Оставив Макса на пустынной трибуне, Кэтлин прошла за кулисы. В полном шорохов полумраке одиноко и неприкаянно стояла маленькая фигурка в наброшенном на узкие плечи длинном ниспадающем халате. Коротко рыкнул тигр, девушка нервозно вздрогнула и обернулась. Из-под нависающих надбровных дуг высокого неровного лба сверкнул один глаз - другой, огромный и выпуклый, был матов и мертв.
- Здравствуй, - сказала Кэтлин. - Мне очень понравилось твое выступление. Мне бы хотелось поговорить с тобой.
Девушка молчала, ещё больше похожая на странное фантастическое существо, чем только что на арене.
- Пойдем в зимний сад, - предложила Кэтлин. - Ты когда-нибудь была в зимнем саду?
Гимнастка покачала непропорционально-большой нечеловеческой головой и молча пошла вперед, словно это она собиралась показать Кэтлин дорогу. Ее движения были четкими и гармоничными, походка - пружинистой, летящей. Проходя мимо низкого столика у стены, она резким рывком сдернула с головы подобие резиновой шапочки - шишковатый лоб и уродливую имитацию глаза.
...И снова Кэтлин опустилась на качели зимнего сада.
- Как тебя зовут?
- Марианна, - девушка осталась стоять. Коротко стриженная, не очень красивая, совсем молоденькая.
- Сколько тебе лет?
- Шестнадцать.
Она отвечала кратко, отрывисто - казалось, нечеловеческие кульбиты давались ей гораздо легче, чем слова. А ведь так оно и есть, вдруг почти с ужасом подумала Кэтлин, вспомнив, что говорил Макс. Ее выращивали - боже, что за слово, - только как гимнастку...
И вдруг Марианна резко вскинула маленький четко очерченный подбородок и заговорила.
- Вы Кэтлин Анна Брендон, правда? Я слышала о вас. Мне рассказывал Джеймс, он меня всему учил и приносил книги. Он говорил, вы боролись с Максом Великолепным, когда были молодая. Вы писали в газетах такое, что он спать не мог спокойно. Он боялся вас! А потом вас схватили и заточили здесь. А вы... я не понимаю этого. Почему вы не бежали и не продолжили войну с ним?
Она говорила горячо, на одном дыхании, словно высказывала давно заготовленные, прожитые слова. Глядя в её сверкающие, страстные глаза, Кэтлин вспоминала себя - ту, двадцатичетырехлетнюю. Сильную, спокойную, совершенно уверенную в своей правоте. Это сейчас нервы стали то и дело сдавать, а незыблемая уверенность - колебаться, - как сегодня утром в этом саду.
Марианна смотрела на неё в упор - она не получила ответа на свой вопрос.
- Понимаешь, - медленно, мягко начала Кэтлин. - я всегда считала, что человеческое счастье, - в том числе и мое - несравнимо важнее любой борьбы за любую идею. Я не собиралась приносить себя в жертву. Обстоятельства изменились, но я продолжала радоваться жизни и, вместе с тем, по-моему, сделала не так уж мало...
