Но ему не суждено было в этот день пропустить стаканчик. При входе в клинику в глаза ему бросилась клумба, поросшая лианами. А на лианах — гроздья белых цветов, так похожих на бегонии. Бегонии, которые он так тщательно охранял и на плодах которых собирался заработать! Взбешенный Бари ворвался в клинику и обрушил свой гнев на первого, кто попался под руку. Этим несчастным оказался доктор Малоу.
Сломав предполагаемому шпиону ребро и выбив два зуба, а также бесчисленное множество раз назвав доктора вором в грубой форме, Бари отправился за решетку, а ничего не понимающий Малоу превратился из доктора Ративильской клиники в ее же пациента.
Позже выяснилось, что бегонии теперь цветут по всему городу, и монополии «Красного дола» на рынке новых ягод пришел конец.
Бари выпустили через две недели и обязали возместить доктору Малоу материальный и моральный ущерб. Впрочем, от моральных претензий бескорыстный доктор отказался. А когда Бари выпустили, лианы оплетшие решетки на окнах домов провисали под тяжестью крупных ягод. И мальчишки с удовольствием освобождали растения от ноши, едва плоды успевали порозоветь. А ягодными косточками было так здорово стрелять из рогатки по голубям.
Вскоре Шеннон пролил свет на столь быстрое распространение бегоний. Он понял это как только принес партию свежих ягод в свою «полевую лабораторию» на анализ. Палатка исчезла. На ее месте стоял живой холм из сплетенных лиан. Шеннон тут же вспомнил про первые косточки этого растения, которые он бросил рядом. Оказалось, что косточки бегоний, попав в землю дают жизнь новому растению без предварительного проращивания. Они крайне неприхотливы и могут прорости хоть под проливными дождями, хоть вообще без воды. Таким образом, выбрасывая косточки в цветочную клумбу, жители города посеяли сотни новых бегоний.
Более того, изучая косточки, Шеннон обнаружил в них еще больше полезных веществ, чем в самих ягодах, в том числе и весьма редких. Разумеется, никто не стал бы грызть косточки даже для большой пользы, и экспериментатор стал отваривать их и настаивать на спирту, пробуя разные температуры и сроки, пока не получил настойку наилучшего качества.
Поскольку лаборатория Шеннона полностью заросла, ему приходилось экспериментировать в доме, что и сыграло свою роковую роль.
Мигрень Патриции все не утихала. Лекарства не помогали, и Бари посоветовал ей напиться. Патриция, конечно, возмутилась, но мысль о выпивке отложилась у нее в голове на самый крайний случай, который вскоре и наступил. Совсем измотанная непрекращающейся болью, Патриция шаталась по дому как привидение, в поисках мужней заначки. Его самого, конечно не было. Он уехал в город, как он сам выразился, «исследовать рынок», а конкретно — узнать, сколько можно будет взять за ягоды в условиях появившейся конкуренции. И Патриция нашла… настойку Шеннона, спрятанную за башней тарелок в шкафчике с набором праздничной посуды, не выставлявшейся на стол со дня избрания конклавом нового папы.
Патриция пригубила немного и поморщилась. Но все же заставила себя выпить полстакана обжигающей горло жидкости, почему-то источающей аромат бегоний. А через час случилось чудо. Боль ушла куда-то вглубь головы и затаилась там, напоминая о себе лишь легким раздражением и головокружением. Патриция воздала хвалу Богу и оставила пузырек при себе на случай возвращения мигрени.
Проснувшись на следующее утро, Патриция поняла, что боли больше нет, и откуда-то появилась странная уверенность, что она никогда не вернется. А спустя еще несколько дней стали заметны и другие эффекты. На лбу и возле носа Патриции разгладились наметившиеся морщины, кожа порозовела, волосы заблестели, ногти перестали шелушиться, поднялось настроение. Патриция стала петь во весь голос, занимаясь сбором ягод, принимая душ или просто так без видимой причины. Даже Бари, ходивший в последнее время хмурый как туча, не довольный обстановкой на ягодном рынке, подметил эти перемены в жене и несколько повеселел.
Разумеется, Патриция связывала происходящее не с настойкой, о которой уже забыла, а с милостью Создателя, наградившего ее за праведный образ жизни. Она не вспомнила о настойке и тогда, когда Шеннон перерыл все шкафы в поисках чего-то, о чем не хотел распространяться, пока не закончит исследования. Пребывая в приподнятом настроении, Патриция настояла на проведении в доме вечеринки, куда будут приглашены все их давно не виденные друзья. И Бари согласился.
На вечеринку приехали: Рыжий Морган с супругой Флер, шериф Стилан, не смыкающий глаз блюститель закона, однорукий бармен Боб Бакет, отец Рейман, к которому Патриция ездила на исповедь раз в месяц, ее подруги Диана и Ора и частый собутыльник Бари, профессор Дик Дулфи.
Вечер удался на славу. Были танцы под хрипящую музыку, льющуюся из старой радиолы. Потом Боб Бакет нашел старое пианино, к которому никто не прикасался со времен ныне покойной матери Бари. Боб решил тряхнуть стариной и показал, почему в сове время, когда обе его руки еще были на месте, назвал бар «Соло». Даже одной рукой старик очень ловко отыграл пару зажигательных свингов и вальс, потом почему-то заплакал, поглаживая здоровой рукой свой обрубок и все оставшееся время пил, не вступая ни с кем в разговоры.
Все прошло чудесно. Даже Шеннон и Дик, поначалу избегавшие друг друга, к концу вечеринки помирились и много говорили о селекции. Дик даже обещал взять на рассмотрение в совете проект Шеннона по скрещиванию помидор с дынями, чтобы увеличить либо размер одних, либо урожайность других. Гости разошлись парами: Морган с супругой, Боб с Орой, святой отец с Дианой. Чему Патриция была несказанно рада. А шериф с профессором пожелали остаться для игры в покер с Бари. Шеннон участвовать отказался.
Молодой шериф все время был в плюсе, остальные тщетно пытались отыграться. За ночь игроки прикончили все спиртное без остатка и завалились спать только с рассветом. А утром, вернее уже днем, пришло похмелье. Особенно сильно этот недуг прошелся по профессору Дулфи. Он охал, кричал, что умрет и умолял принести хоть что-нибудь, «поправить здоровье», а в холодильнике не осталось ни капли спиртного.
И тут Патриция вспомнила про флакон с настойкой и дала его страждущему. Дик осушил его, не оставив ни капли товарищам по несчастью. И хотя природа боли профессора была иной, чем у Патриции, зелье снова возымело свой магический эффект. И через полчаса профессор уже был розовощек и доволен жизнью.
Тут в зал вошел Шеннон, увидел пустой флакон и от неожиданности пролил свет на его происхождение. Надо было видеть, как загорелись глаза профессора Дулфи. И надо было слышать, какими словами он рисовал перед Шенноном радужные перспективы их фармацевтического сотрудничества, клялся в вечной дружбе, обещал неслыханные богатства, мировую славу, нобелевскую премию и еще много-много всего. Все за рецепт этого чудодейственного средства. И простодушный Шеннон рассказал все.
