— Видно, им было здесь без нас скучно, — Железная Софа обезоруживающе улыбается, — застоялись…
— Сколько… — снова начинает Александер.
— Зануда, — усмехается Маратище. — У меня будет шесть тысяч солдат. У вас — по три на каждого. Вопросы есть?
* * *
Да, это проще, чем могло показаться сначала. Мало того, это выполнимо. Потому что Маратище не дает невыполнимых заданий.
Четыре дня, и звери уже тянут на себя из громадной кучи белые с серебром одежды, пытаются засунуть головы в шлемы, часами маршируют, пристраиваясь одной группой к другой, размахивая мягкими блестящими палками, которые пока что заменяют мечи.
Ром испытывает странное чувство: он — бог. Стоит показать зверям что-то на большом голографическом экране, как они начинают повторять то, что увидели. Мало того, они слушаются и почти не делают повторных ошибок. Легко запоминают сигналы рожка. Бесконечный забор, огораживающий квадратный километр территории, служит естественной преградой для мумбак; они не пытаются убежать, и Ром испытывает странное чувство: он — чёрт. Пусть безмозглых, лишенных самых простых инстинктов, но всё-таки живых тварей он готовит к глупой показушной смерти. Но Маратище ничего не делает просто так. И обычно он прав.
Надувной дворец возвышается на три этажа над гигантским загоном. Ведь кто-то загнал сюда тысячи мумбак, с запасом приготовил и доспехов, и оружия! Построил игрушечный дом со всеми мыслимыми удобствами. Когда же Марат замыслил операцию с «Кросс-Волдом»?.. И как лучше выстроить войско? В памяти — только Фермопилы и Тразименское озеро, ну еще Канны…
— Роман Андреевич, есть предложение!
Каждому из них выделен маленький прогулочный катер, ведь ночью мумбаки спят и толку от них никакого. ЭдВа управляет катером, старомодно приподнимая локти и крепко держась за штурвал.
— Интересное местечко — горы!
— Здесь нет гор, — возражает Ром.
— Я тоже так думал. Позвонили девчонки из археологического, клянутся, что там у них прямо скальные породы — плато метров тридцать в высоту и настоящий пещерный комплекс…
— Из археологии? — подозрительно переспрашивает Ром.
— Да, — кивает ЭдВа. — Милые девчушки. Хоть в чем-то польза от наших спонсорских программ!
Разумеется, там Вера. Глаза горят, чуть заикается, старается на Рома не смотреть; ЭдВа роет землю копытом, строит глазки Вериной подруге; хотя он просто веселый старикан, без подтекстов, и любит приключения, а тут — настоящая пещера; да, у них есть и фонари, и каски; не надо про Минотавра, но шнур мы всё-таки на входе привяжем; «Давайте, милочка, я вас подержу!» — «Нет уж, Эдуард Валерьянович, лучше мы вас!»; и «Как дела, Эр-Оу?»; кажется, что тихо, а своды играют эхом; и надо уже сказать ей, что всё, что ничего не будет, и не морочить ей голову; луч света выхватывает кудрявый локон и бархат щеки; и «Почему же я так остыл к ней? Вера, ты не изменилась, значит, изменился я?»…
— Смотрите, — говорит Верина подруга и ставит луч фонаря на максимальную ширину.
В снопе света — высокие косые стены, покрытые темными линиями. Все задирают головы, четыре круга пляшут по смешным и страшным картинкам: вот хвостатый зверь держит мумбаку в зубах, вот стая гонит огромного ежа, вот перед мумбакой с восемью лапами маленькие мумбачата нанизывают на веревку полевых мышей…
— Возраст? — выдавливает из себя Ром, осипнув в момент.
— Это не подделка? — неуверенно спрашивает ЭдВа.
— Триста тысяч, — говорит Вера. — Уже сделали радиологию. Здесь еще вот это…
Она ведет их дальше и дает каждому в руку по несколько глиняных табличек. Кривые-косые значки не повторяются ни на одной; и какая разница, как это называть — хоть буквами, хоть иероглифами; и Вера грустно улыбается:
— На память… Я же всё понимаю.
Хотя на самом деле непонятно, кому и о чем она говорит…
— И что? — спрашивает Марат Карлович, взирая с балкона своего надувного донжона на поле предстоящего сражения.
Красные мумбаки бегут, замирают, перестраиваются — феерический гибельный танец. Все четверо дрессировщиков теперь уже здесь.
— Вы самые умные. Самые гуманные. Перво-, мать вашу, открыватели, да? — Маратище зол и не думает этого скрывать.
Ром и ЭдВа ссутулились перед ним, как провинившиеся школьники.
— Здесь всё проще, чем у нас, понимаете? От солнечных лучей поднимается трава. Мыши ее грызут. Мумбаки ловят мышей. Все сыты и довольны. Это устойчивый мир, позавидуйте мохнатым зверушкам! Они победили! Если забрать каждую вторую мумбаку, через пару лет их всё равно окажется столько же. Им нечего делить и нечего бояться.
— Марат Карлович, — ЭдВа говорит тихо, но всё же говорит, — там все признаки цивилизации: наскальная живопись, творчество, письменность…
Ром кладет перед Маратищем глиняный прямоугольник.
— Не может быть! — саркастически восклицает тот, не глядя. — Наверное, где-то ближе к полюсу нашли? Летали куда-нибудь?
ЭдВа неуверенно кивает.
— А под ногами у себя копнуть не пробовали? — орет Маратище. — Этим добром здесь всё усеяно, от горизонта до горизонта. А толку?! Познакомьтесь с победившей цивилизацией мумбак! Вы знаете, что они андрогины? Высшие существа, да! Любые две — или два, как хотите, — друг другу могут передать свой генный материал. И обе-оба родят через два месяца. У них нет семей, нет прайдов, нет брачного дележа самок. А еще нет наводнений, пожаров, землетрясений. Они просто не знают, отчего можно умереть, кроме старости. Завидуйте, земляне, грызите локти, загляните в рай одним глазком!
Ром переминается с ноги на ногу, никак не может подобрать слова для мысли, что только оформляется у него в голове. ЭдВа вытирает пот со лба. Красная волна мумбак устремляется из-под стен дворца вперед.
— Очень не люблю, когда меня подозревают в некомпетентности, — говорит Марат Карлович уже спокойнее и на мгновение превращается в нервного талантливого подростка, стремящегося выйти из тени своего великого отца. — Открыли Америку, понимаете ли…
И добавляет еще тише:
— В конце концов, я никого не держу.
Откуда-то издалека навстречу бегущим мумбакам прилетает шквал снарядов. Тяжелые гирьки не пробивают поднятых щитов, но несколько зазевавшихся зверей падает на землю с проломленными черепами и грудными клетками.
— Карл поступил бы так же, — задумчиво говорит ЭдВа. — Но я — пас.
Маратище смотрит на крестного прозрачно, насквозь, думая о чем-то другом.
— Значит у вас, — говорит он Рому, — задача усложняется.
* * *
Огни потушены, и надо идти низко, поменьше шуметь; хотя и так, наверное, все знают — здесь же каждый метр с орбиты виден; а раз знает Александер, то уж шеф-то точно; а значит, никто не против, шепчет она, и целует в дверях, и распахивает его рубашку; здесь всё шатается, так даже забавно, правда; а почему ты говоришь шепотом, иди сюда, посмотри, какие красивые звезды; я был у Александера; зачем сейчас об этом, глупенький; и да, минус ЭдВа — нас осталось трое, но про всё будем думать утром; какие сладкие губы; мы не можем; смех как звон бокалов; очень даже можем, мы всё можем; дотронься, тебе нравится?..