Один идет впереди, другой сзади. Сейчас я его, того, что впереди…
В голове крутится одна бессмысленная фраза: «Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.»
«Не стреляйте в пианиста, он…»
«Не стреляйте…»
— А ну быстрее, че застрял нахер!
Удар — и песчаная дорожка быстро движется навстречу.
«Вот и все, и ни на что ты в этом деле не годен! Это тебе не „Мортал Комбат“ гонять или боевички с Джеки Чаном смотреть…»
«Мы предоставили вам все возможности — вы их не использовали…»
— Не падать, мразь! Вперед, я кому сказал!
Передний оборачивается и с силой бьет в живот. Ну зачем это, ну я же иду, я же стараюсь идти, я же не специально, ну разве ты не понимаешь…
Да он же просто ничего не хочет понимать! Это ты, профессор, не понимаешь — он же не человек, он же… даже не зверь, он — хуже… Такие не имеют права жить на Земле, таких надо убивать в зародыше, убивать, до того как…
— Гады! Подонки! Пидарасы! — сам не знаю, откуда у меня берутся силы на эти слова.
— Бля, Моряк, ты это слышал?
— Слышал. И я этого так не оставлю!
Зачем, зачем, ЗАЧЕМ! Я же не хотел, я только…
«Это как же не хотел? Очень даже и хотел! Кого это ты обмануть собрался?»
И почему только я до сих пор не в обмороке? Ведь как было бы хорошо — отключиться и не знать ничего, что они творят с моим телом. Не знать до самого последнего момента, когда…
Неужели ты думаешь, что до этого дойдет?
Да. Дойдет.
Их нашли с отрезанными ушами, и еще кое-чем…
«…поотрезаю!»
«Солнышко в руках…»
— Ну че, братва, наигрались уже?
Далекий-далекий голос, и что-то знакомое есть в его интонациях…
— Поднимите-ка его, хочу посмотреть ему в глаза.
Да, вот этот налет хрипотцы…
— Чудной, да он весь обделался!
— А мне один хрен! Тебе бабки плачу я или дядя?
Меня поднимают и поддерживают за руки. Перед глазами бессмысленная смесь разноцветных пятен. Во рту стоит отвратительный горький привкус слизи.
Только не вздумай плеваться — прибьют… Даже и не думай!..
— Ну че, братан, вот мы и снова свиделись!
Пятна приобретают очертания, несколько расплывчатых образов сходятся в один, пока он наконец не становится достаточно четким. И я вижу то, что невозможно перепутать ни с чем.
Шрам, проходящий через всю левую половину лица.
«Хочешь доказательство? Будет тебе доказательство!»
Земля уходит у меня из-под ног…
— Э, да он никак того…
— Прикидывается, паскуда!
— Нихрена себе прикидывается, тебя бы так, посмотрел бы, как ты прикинешься!
— Вы, двое! Тащите в подвал. И без лишнего мордобоя, он мне пока живым нужен. Поняли, да?
— Ладно, босс.
— …Давай сюда… Е… Ты посмотри! Да он мне, сука, всю куртку испоганил!
— Хрыч, Чудной сказал тащить и без мордобоя. Спорить будешь?
— Дак а мы и без мордобоя. С лестницы вниз, и весь базар.
— А если шею сломает, тогда Чудной тебя самого спустит! Хе-хе!
— Нихрена, этот не сломает. Живучий он, засранец, другой бы уже давно того, а этот держится.
— Ну смотри, ток если шо, сам будешь отмазываться.
— Да нихера ему не будет. Ну, толкай!
…Лежу на полу, лицом вниз, двигаться не хочется — любое движение доставляет боль. Впрочем, и без движения боли достаточно. Темно и холодно. Странно, почему я еще жив? Может, этот Хрыч прав, и я действительно отличаюсь повышенной «живучестью». Вот тебе и «сверхспособность»!..
Не бывает никаких сверхспособностей. Не было, нет, и не будет!
Вот и все. Как там сказал этот Чудной — пока я ему нужен живым?
Пока нужен. А потом буду не нужен — и концы в воду.
«…поотрезаю!»
И никто ничего не узнает. И никогда больше не увижу ни тебя, Валечка, ни тебя, Алешка. И вы сможете только плакать, но тоже ничего не будете знать. И никогда я вам больше не смогу сказать, что…
Никогда. Ничего. Никому.
«Никогда не говори никогда!»
Какого черта! Джеймс Бонд недоделанный. Дерьмолаз.
«Но тебя ведь больше никто не держит и не бьет! Руки связаны, но ты можешь встать, подойти к двери, может быть даже тебе повезет — она будет открыта, и…»
Только никуда я не пойду. И не встану. Я не могу вставать. И не хочу.
Пускай смерть будет быстрой. Пусть он застрелит меня в спину из пистолета. Ну в крайнем случае ножом. Только не бить снова. Не надо бить! Я ведь ничего плохого вам не сделал. Никому ничего плохого не сделал!
«Но вы поймите, эта обстановка…»
«Но, может быть, еще раз… последний…»
«Ей ты тоже ничего плохого не сделал. И многим другим, кто приходил до нее — тоже.»
Почему я не могу просто отключиться и уснуть? Ведь насколько легче было бы! Почему?.. Зачем мне сейчас этот дурацкий, бессмысленный, постоянный сознательный самоконтроль?
«Потому что наличие сознания отличает человека разумного от…»
К черту!
Откуда-то слева доносится странное шипение.
Что это? Уже сильнее, громче…
Господи, только бы не змея! Ненавижу змей…
«Говори уже тогда прямо — боюсь змей! Сам себе-то ты можешь это сказать!..»
Но откуда здесь взяться ядовитой змее?
«А что мешает этому Чудному посадить в подвал ядовитую змею?!»
Нет, господи! Только не так! Только не так! Не хочу!
Ближе, еще ближе…
«Не стреляйте в пианиста — он играет, как умеет.»
«Не стреляйте…»
Не знаю, откуда берутся силы, но я откатываюсь вправо — один раз, другой… Что-то хрустнуло — кажется, ребро сломал.
«Одним больше, одним меньше — не все ли равно теперь?»
Шипение становится громче и агрессивнее. Сердце бешено колотится в груди, каждый вдох и выдох причиняет боль. Но ведь, в конце концов, зачем я нужен этой дурацкой змее? Что она получит с того, что меня укусит? Да ничего. Тогда зачем ей меня кусать? Да низачем. Логика, однако!
«Человеческая логика. А какая логика у змеи?»
Лучше не шевелись. Может, не обратит внимания и проползет мимо?
А не все ли равно, умереть сейчас или через несколько часов? Даже лучше, если это будет сейчас. Тогда уже никто не успеет мне ничего поотрезать. Разве что на трупе.
«…трупе… Ты — труп. Представляешь картинку?»
Что-то опускается мне на правую щеку…
— А-а-а-а!..
Идиот, зачем кричать, зачем, зачем!..
Поздно! Да и нет никакой разницы.
Шипение становится громким, просто оглушительным. Да какое там шипение — больше похоже на… стрекотание…
…сверчка?
Дергаю головой, и что бы это ни было, но оно исчезает со щеки.
В груди что-то падает до самого желудка, ударяет меня изнутри и подымается обратно. Пронесло.
Выходит, я принял за змею какого-то маленького, безобидного сверчка! Ха-ха… Вот уж точно — смешно!
