Меня встревожили его слова. Если растение в самом деле гоняется за детьми, то хлопот не оберешься.
Весь день напролет я работал в оранжерее, но нужно было так много сделать, ибо ею не пользовались почти десять лет, что к вечеру я устал до чертиков.
Поужинав, я вышел на заднее крыльцо и уселся на ступеньки посмотреть на звезды. Тишь да гладь стояла вокруг.
Не прошло и четверти часа, как до меня донесся шелест листьев. Я оглянулся и увидел растеньице, которое вышло из сада на своих кореньях и подошло ко мне. Оно как будто опустилось со мной на ступеньки, и мы сидели вдвоем и смотрели на звезды.
Немного погодя растеньице протянуло одну из своих веток и взяло меня под руку своим похожим на ладонь листом.
Я слегка вздрогнул, но оно коснулось меня столь деликатно, что я остался спокойно сидеть, решив, что если уж нам приходиться жить вдвоем, то незачем избегать друг друга.
Спустя некоторое время я начал постепенно ощущать, как на меня накатываются волны благодарности, словно растеньице хотело мне сказать «спасибо».
Слова, сами понимаете, не произносились. Растеньице, кроме как шелестеть листьями, других звуков издавать не могло, однако я понял, что существует какая-то система общения без помощи слов, а чувствами — глубокими, чистыми, крайне искренними.
Наконец такое беспрерывное излияние благодарности стало несколько смущать меня.
— Ну, хватит, хватит, — сказал я, стараясь положить конец этому. — Вы бы то же самое сделали для меня.
Каким-то образом растение, должно быть, почувствовало, что его признательность понята и воспринята, так как чувство благодарности немного ослабло и вместо него возобладало другое ощущение — мира и спокойствия.
Растеньице поднялось и пошло прочь, но я окликнул его.
— Эй, погоди минутку!
Оно, видимо, поняло и вернулось. Я взял его за ветку и повел вдоль границ своего участка, стараясь как можно усердней внушить, чтобы оно не выходило за изгородь.
К концу этой передачи мыслей я был весь мокрый от чрезмерного напряжения. Но в конце концов растение сказало нечто вроде «о'кей!». Тогда я нарисовал в уме картину, как оно гонялось за мальчишкой, и мысленно пригрозил пальцем. Растение согласилось. Затем я попробовал сказать ему, чтобы оно не ходило средь бела дня по двору, когда люди могут увидеть. Не знаю, то ли это наставление было труднее понять, то ли я уже устал, но мы оба выдохлась до конца, прежде чем растеньице показало, что поняло меня. Лежа в кровати, я долго размышлял над проблемой общения. По-видимому, это была не телепатия, но что-то также основанное на мысленных образах и эмоциях. Я уснул, радуясь мысли, что мой дом и сад станут школой для инопланетянина.
На следующий день мне позвонили из почвоведческой лаборатории сельскохозяйственного колледжа.
— Что это за дрянь вы нам прислали? — спросил незнакомый голос.
— Образцы почвы, — ответил я слегка обескураженно. — А чем они вам не нравятся?
— С образцом номер один — полный порядок. Это обычная для округа Бартон почва. А вот образец номер два — песок, причем не простой, а в смеси с блестками золота, серебра и меди. Все частицы, разумеется, очень мелкие. Но если у какого-то фермера в вашей округе такого песка целая шахта, то он может считать себя миллионером.
— Ну, у него этого песка самое большее пять вагонеток.
— А где он его взял?
Глубоко вздохнув, я рассказал все, что мне было известно о происшествии на сороковом участке Пита.
Ученый-почвовед сказал, что они сейчас приедут к нам, но прежде чем он повесил трубку, я спросил его насчет третьего образца с участка банкира Стивенса.
— Что он выращивал на этой земле? — спросили меня на другом конце провода озадаченно. — Насколько мы понимаем, она абсолютно истощена. Скажите ему, пусть прежде, чем что-нибудь сеять на ней, внесет как можно больше органических удобрений и все необходимое, чтобы земля вновь стала плодородной.
Почвовед приехал на участок Пита вместе с тремя другими учеными из колледжа. Чуть позже, на неделе, после того, как газеты под крупными заголовками протрубили на всю страну об этом инциденте, прикатила парочка господ из Вашингтона. Однако они, как видно, ничего не могли понять из случившегося, так что в конце концов отчалили обратно. Газеты еще немного пожевали эту тему, но вскоре бросили ее.
За это время масса любопытных посетила ферму Пита, чтобы собственными глазами посмотреть на яму и песок. Они растащили больше половины кучи и довели Пита до бешенства.
— Я решил засыпать эту яму — и дело с концом, — заявил он мне, что и сделал немедленно.
Тем временем в моем доме положение все более улучшалось. Растеньице, кажется, поняло мое предупреждение не выходить со двора, вела себя как и подобает растению днем и оставило детей в покое: пусть играют себе на здоровье на моем дворе, если это им так нравится. Но самым прекрасным было то, что пес, совершавший набеги на бак с мусором, больше ни разу не показался.
Много раз, пока продолжался ажиотаж вокруг ямы у Пита, мне страсть как хотелось рассказать кому-нибудь из ученых о моем госте, но каждый раз я откладывал, потому что мы с ним мало продвинулись по части преодоления языкового барьера. Правда, в других отношениях мы ладили отлично.
Я предоставил как-то раз пришельцу возможность посмотреть, как разбирается, а затем вновь собирается электромотор, но был не слишком уверен, что он понял что-либо. Я пытался объяснить ему, что такое механическая сила, и показал, как мотор эту силу производит; попробовал рассказать немного об электричестве, электронах и протонах, однако быстро запутался, так как сам очень мало что смыслил во всем этом. Сказать по совести, я не думаю, чтобы растеньице поняло хоть что-либо по части электрических двигателей.
Зато с автомобильным мотором мы добились успеха. Затратив целое воскресенье, мы его разобрали на части, а затем снова собрали. Следя за моими действиями, растеньице, кажется, заинтересовалось мотором всерьез.
День был жарким, а дверь в гараже нам пришлось держать на запоре, и я грешным делом предпочел бы потратить воскресенье на рыбалку, а не на разборку грязного, в мазуте, двигателя. Десятки раз я задавал себе вопрос: «Стоит ли вообще заниматься этим делом и нет ли каких-то более легких методов ознакомления моего гостя с фактами нашей земной жизни?»
Я так устал за воскресенье, что в понедельник утром не расслышал будильника и проснулся на час позже, чем нужно. Быстро натянув на себя рубашку и штаны, я кинулся к гаражу — дверь оказалась открытой, а внутри находилось растеньице. Оно разбросало по всему полу части двигателя и продолжало, рада-радехонько, трудиться над моей автомашиной. Я чуть было не набросился на него с топором, но вовремя сдержался. Заперев дверь гаража, я пошел на работу пешком.
