— Все-таки надо было ему сказать, что он идиот, — пробормотал Зильбер, глядя на тело лейтенанта, — может и жив бы остался… Бесшумной тенью рядом возник Виллем. Он ничего не сказал, но выразительно посмотрел на вахмистра, затем перевел взгляд на виргинца, и снова посмотрел на Зильбера.
— А? — тот, видимо, еще не до конца сообразил, что теперь остался командиром отряда. — Ага… Индеец понимающе кивнул, и достал из украшенных бисером ножен длинное лезвие.
— Эй, — неожиданно прервал его вахмистр, — только не вздумай снимать скальп до того как его убьешь… Корнелиусу показалось, что в глазах Виллема мелькнуло разочарование.
— Он вроде говорил, что семья у него здесь, — неожиданно даже для себя сказал Корнелиус, вставая и отворачиваясь от индейца и его жертвы. Скальпировать виргинца заживо тот не стал, но и патроны на его добивание тратить не собирался. Зильбер ударил прикладом в дверь и гаркнул.
— Открывайте, или запалим тут все… Жена Уильяма Мани оказалась много моложе его, и такой же сероглазой и светловолосой. Она молча смотрела на солдат и лишь закрывала рукой детей. Фермер не обманул, большинство его потомков были совсем малы.
— Что с ними будем делать? — спросил кто-то. Вахмистр слегка вздрогнул, и пробормотал.
— С женщинами я не воюю… Потом уже громче добавил, — заберите всех лошадей и мулов которых найдете. Вдова Мани, похоже, понимала по-тевтонски, потому что впервые заговорила.
— Лучше уж убейте, без них мы пропадем… Зильбер поморщился.
— Я видел следы брички у ворот. У вас такой нет, значит, кто-то недавно приезжал. Припасов у вас много, до зимы доживете, а за это время кто-нибудь из соседей до вас доберется. Потом он подошел к Корнелиусу.
— Ехать сможешь?
— Да…
— Отлично, до вечера надо обоих похоронить и уходить отсюда…
— Назад? Зильбер удивленно поднял бровь.
— У нас есть задание, и пока мы в состоянии его выполнить, мы будем это делать.
— «Знать бы еще, что это за задание», — подумал Корнелиус.
— Пришел господин Мертенс, — сообщила горничная.
Изабель ван-Вейден отложила вязание, и вышла в гостиную. Ян Фредерик Мертенс был старинным другом семьи Линссен, и начинающим инженером-электротехником. Еще он был невысоким худощавым человеком с чуть рыжеватой шевелюрой и ясными голубыми глазами. В руках он держал потертый кожаный портфель.
Он чинно поклонился Изабель, хоть и знал ее с детства, но отдавал дань тому, что теперь она являлась солидной замужней дамой. Однако этим он следование требованиям этикета и ограничил. Опустив традиционный обмен формальными вопросами о здоровье, хозяйстве, погоде, родственниках и их самочувствии, Мертенс сразу перешел к новостям.
— Вы слышали, виргинцы, они обстреляли Форт-Кристина. Это война.
— Не может быть?!
— Смотрите… Вот, здесь… — он расстегнул портфель и начал судорожно рыться в бумагах, — Одну минуту, она была здесь, секундочку… Вот! Он вытащил свежую, еще слегка отдававшую запахом типографской краски, газету и протянул ее Изабель.
Передовица гласила: «Артиллерия Союза Свободных Штатов обстреляла форт Кристина. Президент де Грот заявил о недопустимости подобных действий и подписал указ о начале ответных действий…» Изабель медленно опустилась на стул. Мертенс что-то говорил, но она не слышала.
— Вам плохо?
— Нет, нет, немного голова закружилась, — она немного пришла в себя, — думаете, будет война…
— Конечно, — Мертенс посмотрел на нее с некоторым удивлением, — другого выхода просто нет. К этому давно все шло. Еще полгода назад военные заказали у нас большую партию телеграфных аппаратов…
— Да, да, телеграфных аппаратов, — эхом откликнулась Изабель.
— Нет, я думаю, на Западе больших боев не будет, — до Фредерика, наконец, дошло, — как и в прошлую войну. Изабель не помнила прошлой войны. Она закончилась за несколько лет до ее рождения. Но Изабель хорошо помнила, что трое братьев ее матери и двое братьев ее отца с той войны так и не вернулись…
— Если понадобится моя помощь, — говорил ей Мертенс, — я всегда готов, всемерно… Изабель отвечала что-то о том, как она благодарна за обещание помощи в это тяжелое время, еще какие-то формальные фразы. Но если бы ее кто-то спросил о том, что именно она произнесла, вряд ли бы ей удалось это вспомнить. Выходя из дома Мертенс размышлял.
— «А ведь если Изабель останется вдовой, то у меня появляются весьма неплохие шансы, тем более на этот раз она будет решать сама, а не ее папаша… Надо об этом серьезно подумать» Корнелиус так и не добился от возглавившего отряд вахмистра Зильбера внятного ответа о цели экспедиции. Судя по всему, они шли по следам какого-то отряда виргинцев, но куда и зачем, оставалось загадкой. С каждым днем местность становилась все суше, а горы все ближе. С присущей им склонностью к пафосу испанские конкистадоры назвали эту горную цепь Сангре де Кристо — горы Крови Христовой. К исходу второй недели пути их снежные вершины закрывали уже полнеба, а травянистые равнины сменились на заросли кустарника, можжевельника и сосен, прерываемые красноватыми скальными обрывами. След, по которому они шли периодически терялся, но в этих краях было не так много проходов пригодных для повозок, а у виргинцев, за которыми они шли, в караване была минимум один фургон. Следы его колес время от времени различал на земле даже Корнелиус. Иногда им попадались свидетельства старых ночевок — остывшие костры, следы от палаток… Насколько он мог судить, этот отряд они постепенно нагоняли. Корнелиуса смущало то, что достигнув гор, преследуемые свернули к югу. Не надо было быть хорошим географом, чтобы знать, что торная дорога вела из пустынного пограничья к старому испанскому городу Санта-Фе. И вряд ли его обитатели будут рады увидеть на своих улицах «проклятых северян»… Не говоря уже про назойливо бившуюся в голове мысль, что почти наверняка, по их следам точно так же как они за этой повозкой, идут рейнджеры или кавалерия виргинцев. Судя по угрюмым лицам остальных, он был далеко не одинок в этих раздумьях. Лишь вахмистр, да белокурый Витт, вечно наигрывавший что-то заунывное на своей губной гармошке, сохраняли обыденный солдатский оптимизм. Однако, довольно неожиданно для преследователей, караван снова свернул, на этот раз к западу и начал подниматься в горы. Похоже, оба участника этой странной игры не особо желали обнаруживать себя перед широкой публикой. На каменистой горной почве следов стало меньше и движение отряда замедлилось. К тому же тут и проводник Виллем тоже занервничал. Хранивший на равнине свойственную его народу невозмутимость, здесь он как-то сразу сник, а в глазах появилось странное выражение, словно у затравленного и загнанного в угол зверя. Он подолгу останавливался, выискивая следы, часто ни с того, ни с сего, озирался, и ночами почти не спал, угрюмо сидя в обнимку с винтовкой у самого костра. Они забрались уже довольно высоко, ночи стали ясными и холодными, а зелень вокруг сменилась буйством осенних красок, подчеркнутых темными мазками хвойных деревьев. Здесь, на полпути к вершинам, уже вступила в свои права осень. На пятый день подъема они набрели на следы лагеря южан. Было похоже, что виргинцы задержались тут на несколько дней, а потом внезапно снялись с места и ушли, бросив много вещей. Среди жухлой травы валились какие-то коробки, жестянки от провианта, окованное стальным ободом деревянное фургонное колесо, видимо хранившееся раньше как запасное. Капрал Поттенбакер нашел несколько стреляных винтовочных гильз. Боеприпасы были нового образца, маленькие, с пироксилиновым порохом и тянутыми из желтой латуни, а не паяными из жести, гильзами. Отряд, за которым они шли, был вооружен по последнему слову техники, и это не могло не настораживать. Обычно рейнджеры вполне обходились традиционными винтовками, либо многозарядными английскими «Волканиками» под револьверный патрон. Поттенбакер долго бродил по прогалине, собирая гильзы, разглядывая кусты, и задумчиво покрякивая.
