— У меня такое чувство, что ты не очень любишь людей.
— Я к ним совершенно равнодушна.
— Так какого черта ты поехала со мной в ресторан?! Зеленоватые глаза внимательно осмотрели меня, взмахнув густыми ресницами.
— Ты сердишься?
— Да, сержусь. Я всего-то хотел узнать, есть ли у меня хоть какая-то надежда на интерес с твоей стороны, а ты начала философствовать о порочности всего человечества, причем в присутствии представителя. Это, по меньшей мере, бестактно.
— Извини, если я тебя обидела.
— Зачем тебе мое извинение, если ты не чувствуешь себя виноватой?.. Ладно, мне пора.
Она поднялась следом за мной.
— Ты уходишь?
— Да. Всего хорошего. Спасибо за ужин.
— До свидания.
Я последний раз окинул взглядом ее стройную, гибкую фигуру, задержался на мягких, волшебных губах и вышел, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
Пока я добирался до дома, досада моя значительно поутихла. Похоже, я очень постарался, чтобы поставить себя в дурацкое положение… и поцелуй еще этот. Не мог двух слов связать во время спора, ни одного разумного довода не привел. Естественно, что Арнике с ее «растительным», совершенно чуждым людям разумом наша жизнь и наши ценности кажутся дикими. Конечно, она не понимает ни живописи, ни литературы, и как можно понять то, чего никогда не чувствовал. А я-то, идиот, развернул перед девушкой всю широту собственной души! Удовольствия мне, видите ли, подавай. Интересно, что она могла обо мне подумать?.. А что тут думать! Вот еще один представитель человекообразных, подтверждающий общее правило. Секс, еда и дорогие шмотки… Черт! А я ее еще и в ресторан потащил! Представляю, как она на меня смотрела, когда я, не видя ничего вокруг, уминал все, что попадалось под руку, при этом пытался острить и не понимал, почему нет реакции на мои шутки.
Домой я вернулся окончательно уничтоженный и посрамленный. Естественно, Лис не спал, готовый своими замечаниями переполнить чашу моего отвращения к себе.
— Ну как?
Я мрачно посмотрел на него и направился в свой кабинет.
— Ты что-то не слишком доволен. Я рухнул в кресло и отвернулся. Он забеспокоился:
— Что случилось?
— Ты оказался прав. Она помесь фиалки с актинией, а я идиот.
— Нет. — Лис усмехнулся. — Ты не идиот. Просто мой брат немного слишком самоуверен. Ты думал, она будет очарована тобой, как все остальные.
— Ну-у…
— Думал. А ей все равно.
— Если бы ты знал, как я вел себя, тебе было бы за меня стыдно. За меня и за все человечество.
Он расхохотался:
— Не думаю. Ерунда это все. Завтра ты и не вспомнишь, что была какая-то там Арника.
— Надеюсь.
— Вот и отлично. Советую тебе лечь спать.
— Нет, я еще немного попредаюсь самоуничижению.
— Ладно, только не забудь погасить свет, он мне мешает. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отозвался я задумчиво, когда за Лисом закрылась дверь.
Полуночные размышления никогда не доводили меня до добра. Приглушенный свет, темные тени в углах комнаты, тишина, в которой звуки кажутся обманчиво громкими, чернота ночи, липнущая к стеклам окон.
Конечно, если разобраться, во многом она права. Взять хотя бы те же самые рестораны — шикарнейшие заведения, созданные только для того, чтобы под музыку, весело и безболезненно освобождать карманы посетителей от крупных и мелких банкнот. Столько суеты и шика вокруг простого процесса еды. Неестественно это как-то…
Но при всем ее уме она видит только одну сторону, не самую лучшую, а я, наверное, мог бы показать ей другую… помочь почувствовать, как приятно, когда тебя любят, заботятся о тебе и восхищаются тобой. В такие мгновения не думаешь о биохимических реакциях и гормонах.
Может быть, все дело в том, что у Арники не хватает ощущений, а не в том, что она не может испытывать чувств. Бедняжка, она сама не знает, чего лишена. Какое, должно быть, унылое ее растительное существование. Иллюзия жизни, игра ума, равнодушие, спокойствие, созерцание. Ее мир лишен тепла и радости, поэтому и в нашей жизни она видит только бессмысленность и пошлость.
Я научу ее чувствовать. Решено. Она поймет, как ошибалась… и со мной тоже.
— Алло, Арника? Здравствуй. Я хотел извиниться за вчерашнее. Я вел себя не лучшим образом. Ты не обиделась?
— Нет.
— Отлично! Тогда, может быть, сходим куда-нибудь?
— Куда?
— Не знаю, погуляем.
— Хорошо. Давай погуляем.
…Я остановил машину на берегу реки, у самой тропинки, спускающейся к пляжу. Сейчас здесь не было ни души. Холодный ветер взбивал пену на волнах, накатывающих на мокрый песок. Низкие тучи мчались по небу, и любая из них могла пролиться на землю холодным дождем.
— Арника, я много думал над тем, что ты сказала вчера, и решил, что нам лучше начать наше знакомство сначала. Забудь все, что я говорил тебе, в основном это были глупости.
Я выбросил окурок и поднял стекло, а Арника смотрела на меня своими прозрачными глазами, в которых я не мог прочесть ни одного чувства, и не понимала, чего я от нее хочу.
— Ты не понимаешь меня?
— Не очень.
— Ладно, забудь и это. Давай пройдемся.
Мы выбрались из машины и пошли вдоль реки по влажному песку пляжа. Холодный ветер тут же накинулся на нас, растрепав пушистые волосы Арники, и пробрался под мою куртку.
— Вчера я пытался представить твой мир, то есть мир таким, как ты его воспринимаешь, и мне показалось, что тебе должно быть очень одиноко.
— Я не знаю такого чувства, — ответила она спокойно, — Мне не бывает одиноко.
— Неужели никогда не хочется найти кого-нибудь, с кем можно поговорить, погулять?
— Нет. Обычно рано или поздно приходит кто-то, с кем можно пообщаться.
— Понятно.
Я машинально вытащил из кармана сигареты и снова закурил. Смутная, не до конца оформившаяся мысль мелькнула в моей голове, но я пока не сформулировал ее до конца — что-то о свободе выбора… Меня отвлек внимательный взгляд Арники, устремленный на сигарету в моих пальцах, и я не удержался от вопроса:
— Что, хочешь попробовать?
— Нет, спасибо. Я не вижу в этом смысла.
— Ты всегда делаешь только то, в чем видишь смысл?
— Почти всегда.
— Хм… Тебе не холодно? Кстати, ты когда-нибудь испытываешь какие-нибудь физические неудобства? Холод, жару, боль?
Прелестное лицо снова повернулось ко мне с выражением внимания, заменяющего ей недоумение.
— Боль?
— Да, нечто такое, отчего хочется отдернуть руку, когда обожжешься, например.
Арника склонила голову к плечу, с вдумчивой серьезностью рассматривая меня, потом вдруг забрала из моих пальцев сигарету и спокойно прижала ее тлеющий конец к тыльной стороне своей ладони. Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Терпко запахло сухой горящей травой, и я, очнувшись, вырвал окурок из ее рук.