Проходя поперечный тоннель, где только что лился молочный огонь, Роско невольно задержал шаг, вытянул шею, заглянув по обе стороны в глубину. Такие же коридоры, только меньшего сечения, вот и все.
— Никакая ты не открытая книга, дорогонький мой Роско. Просто я испугалась. Терпеть не могу, когда пахнет — бр-р! — как в грозу. Ну, с запахом-то мы сейчас…
Роско втянул ноздрями моментально возникший вокруг них букет цветущей лалы, цветущего веретенника и цветущих мелких роз — Нока окружила их своей любимой гаммой.
— Представляешь, как взовьются наши, узнай они, что мы с тобой увидели?
— Ты делиться с ними собираешься? На прогулку сюда приводить? Или так покажешь — в мыслях?
— Нет, сюда нельзя. Папаша Скин разрешил одной мне, и то под большим секретом.
— Ты умеешь хранить секреты дольше одного стандарт-дня, что я — часа? Вообще секреты возможны между вами, нормальными людьми?
— Отыгрываешься, да, мстительненький Роско?
Еще как возможны, душевненький мой. Вот так, как ты сейчас изо всех сил стараешься кое о чем не думать.
Про то, что было. А ведь что-то у тебя есть…
Он остановился перед шахтой, пронизывающей уровни вплоть до последнего, выводящего уже на поверхность.
— Ничего у меня нет. Нока, тебе не пора?
— Куда?
— Ну… куда-нибудь. Не знаю, как ты сумела уговорить Наставника Скина, но, чтобы остальные видели, что ты встречала меня раньше их, не стоит.
— Пфуй! — Длинная тонкая кисть с безупречными пальцами описала презрительный полукруг. — Очень-то я их спрашивала. И ведь они все равно узнают от тебя же, простодушненький Роско. Не для того ли ты и идешь? А мне бы только поточнее про Переселение, когда оно? Сам понимаешь, знать первой после Роско… Краасу, хоть он и старшина, утереть нос.
Роско сдержался.
— Краас, может быть, когда-нибудь и сам узнает.
— Может быть? Когда-нибудь?
Роско очень глубоко внутри проклял свой язык. Но это — очень глубоко.
— Откуда мне знать о начале Переселения, — сказал он беспечно, — Роско этого знать не полагается. — И повторил: — Нока, тебе пора.
— Хм. Ну так и быть. Ты придешь взглянуть на новый дом Крааса?
— Если меня пригласят.
— Я тебя приглашаю. Сиинты, Тосы, Вике, Каабы, Флайк — вся наша обычная компания. Мы будем рады тебе.
— Мне придется говорить словами, — не мог не съехидничать он.
— Ничего, мы потерпим, — отпарировала она.
— Переселенцев ведь и так известят. Есть Настав ники. Будет обычный праздник…
— Мы хотим знать из первых рук.
— Все хотят этого от Роско.
— И потом, Краас желает предъявить тебя Иве. Он, по-моему, ее и покорил своим якобы тесным знаком ством с тобой, едва не дружбой.
— Едва. Никогда мы с ним не дружили.
— Во всяком случае, не к каждому придет Роско.
— Велика радость. То есть я хочу сказать — напоследок, что ли?
— Тебе трудно? Хоть бы и напоследок. А Ива остается одна…
— Перестань.
Нока наклонилась к его щеке.
— Все-таки гадко воняют на твоей холодной планете, славненький Роско. Почти так же гадко, как одеваются. Еще хуже. Уже чтобы только их отмыть и приодеть, Переселение необходимо…
…В доме, приютившем его, как и во всех жилищах тут, было не намного теплее, чем снаружи, только что метель не мела. А ходили здесь почти без одежды, одна Анджелка надевала длинные, до пят, платья с невероятно красивой вышивкой чем-то мелким и блестящим, переливающимся, Роско узнал, что это крохотные раковины моллюсков-паразитов, приживающихся на домашней скотине. Они могли приживаться и на людях. Длинными платьями Анджелка скрывала от гостя свою хромоту…
— …хотя в общей гамме есть что-то экстравагантное. — Нока сморщила нос. — Я, пожалуй, запомню и попробую оттенки добавить.
— Я приду в гости, но не сразу. Сама понимаешь, отнимет время дорога. Мне еще море надо переплыть, — Конечно, конечно, все эти старые дороги — для одного моего обожаемого…
Нока побелела, что при ее цвете кожи выглядело, как — «посерела». Отшатнулась. Взлетели на покатых плечах распущенные волосы, в свободном вырезе прыгнула смуглая грудь.
— Роско, — прошептала она. — На том перекрестке. Это были… Это был кто-то из?.. Да?
Роско, испытывая сумрачное удовлетворение, смотрел, как в длинных агатах закипает ужас. Потом кивнул. Нока закусила палец.
— Ты можешь не бояться, — сказал он. — Я не узнаю, что ты сейчас подумала. У меня же не получится.
И я не скажу никому. А в «лабиринте» бывает всякое, я говорил.
— Но это… это…
— Точно, — подтвердил Роско, — это они.
Нока пропала со слабым шелестом, остался только легонький след цветочных запахов, которые очень быстро рассеялись.
Вот так. В «лабиринте» ходит один Роско. Он уходит отсюда и возвращается сюда в одиночку, и незачем ему этот обычай нарушать. Это его «лабиринт». Должно же хоть что-то пусть не на самой Земле, так в толще ее стен принадлежать одному ему?
«Не верить в это, но думать-то мне так разрешается? А с загадками «лабиринта» я как-нибудь уживусь. И я ничуть не боюсь».
Роско безуспешно пытался обмануть самого себя. Он всегда боялся. Как любой землянин.
То, чем стращают непослушных детей. О чем рассказывают «страшные» истории ребятишки. Что приличные люди не упоминают вслух.
Что находится под негласным запретом. Табу.
Шагая на первую ступеньку лестницы, после которой останется лишь один тоннель, Роско спросил себя, видел ли он и в этот раз в гаснущем молочном огне очертания причудливой фигуры или ему показалось.
Первые два раза, что встречался в «лабиринте» с этим явлением, Роско сумел уверить себя, что — показалось.
«Ну и что вы скажете, Наставник, теперь?»
В этом, последнем, тоннеле Роско всегда пытался решить одну и ту же задачку, именно: в какой момент изгибающийся кверху коридор переводит силу тяжести из горизонтальной (по отношению к поверхности Земли) в вертикальную (по отношению поверхности к «лабиринту»). Пол изгибался, как крутая горка, за низким потолком его не было видно вперед дальше двух десятков шагов, и Роско всегда ошибался.
Широкий и совсем уже низкий проем — щель под нависающим камнем, заросшая высокой травой и кустами, — открылся вновь совершенно неожиданно. Уже утро, Роско шел всю ночь.
Он распахнул меховую одежду на бронзовокожей безволосой груди. Потянулся. Та самая Земля.
Роско поймал ладонью несколько капель теплого ласкового дождика и взглянул налево. Дом был на месте. Приземистый, сложенный из крупного, неровно отесанного камня, с торчащими под крышей концами грубых балок. Роско ждали здесь.
