- Но это же абсурд! Вы, медик, не можете не знать...
- Абсурд? О да, конечно... Способность к самовнушению я развил в себе до такой степени, что могу сейчас безнаказанно поглощать любые дозы самых страшных вирусов и бактерий. А меня обухом по голове: абсурд! Теория не допускает, тот же Кох... Меня - Кохом! Факт - теорией! В результате я, единственный, кто может помочь тем, на Ганимеде, кто, можно сказать, всю жизнь готовился к этому, отстранен. Человек, видите ли, не способен... А кто измерил предел его возможностей? Те, кто и близко не подступали к краю. Когда евнухи судят о любви, устрицы о риске, чиновники о творчестве, это смешно и омерзительно! И опасно, когда в их руках власть. Так почему вы, пресса, не бежите к микрофону, чтобы поднять общественное мнение, пока не поздно?
- В любом случае я должен выслушать и другую сторону.
- Верно, верно, правила превыше всего... Даже в такую минуту. А будет поздно! Поздно! Прощайте.
- Еще минуточку...
Но Анджей с его почти двухметровым ростом уже перестал существовать для собеседника, Анджей покачал головой и двинулся к кабинету начальника региона.
Когда Акмолаев увидел входящего к нему журналиста, лицо его выразило одну только мысль: "Вас еще не хватало!"
- Что нового? - спросил Анджей, садясь с видом туповатого носорога.
- Состояние больных не улучшилось, но и не ухудшилось, - размеренно проговорил Акмолаев. - Возбудитель болезни пока не обнаружен, хотя, судя по всему, это вопрос ближайших часов. Вот так.
Последовал наклон головы, каким во всех кабинетах дают понять, что разговор окончен.
- Кто этот врач, который только что был у вас? - спросил Анджей.
Привычная улыбка деловой вежливости на этот раз не сработала - Акмолаев поморщился. Однако в нем явно боролись два противоречивых желания: уйти от неприятного поворота темы или, наоборот, облегчить душу, высказав то, что он не мог высказать никакому другому собеседнику.
- Я только что разговаривал с ним, - Анджей поспешил уточнить ситуацию.
- Пресса, как всегда, оперативна. - Акмолаев откинулся в кресле и без улыбки посмотрел на журналиста. - Ваши симпатии, разумеется, на его стороне?
- Смелость всегда подкупает, - осторожно сказал Анджей. - Тем более смелость самопожертвования. Кстати, хороший ли он врач?
- Врач он прекрасный, - казалось, Акмолаеву нужно было убедить самого себя. - Да, хороший врач...
- Мей... Как дальше?
- Мей Ликантер, врач "Джей-7", вызван по тревоге вместе с другими. Какое он на вас произвел впечатление?
- Он или его теория?
- Он сам.
- В нем есть что-то от фанатика.
- Вот! - Акмолаев удовлетворенно кивнул. - Он и есть фанатик, причем оголтелый. Эдакий космический Савонарола.
- Савонарола?
"Так вот чей образ преследовал меня! - подумал Анджей. - Ставший нарицательным образ благородного и зловещего в своей нетерпимости фанатика, черты которого померещились мне в облике Мея..."
- Да, Савонарола. Почему вас удивляет это сравнение? Разве этот человеческий тип исчез? Он принял другой облик, одержим другими идеями, а в остальном... "Кто не верит в мою истину, тот враг истины!" Не так разве?
- Пусть так, - сказал Анджей. - Но объективно его стремление направлено к благу...
- Даже если его главная цель - доказать правоту своей теории. Согласен.
- Тогда мне тем более непонятна ваша позиция.
- Начнем с того, что он не первый и не последний доброволец. Каждый на его месте стремился бы на Ганимед. Каждый! И вы тоже, будь вы врачом.
Анджей наклонил голову в знак согласия, но что-то неприятно кольнуло его.
- Между тем, - продолжал Акмолаев, - быть в такой ситуации таким героем легче, чем им не быть. Инстинкт. Добровольцами движет благородный, но слепой инстинкт. А почему бы, спросите вы, не разрешить самопожертвование, ведь люди рискуют своей, не чужой жизнью? Так! Но жизнь их для нас не чужая; вам, мне, всему человечеству не безразлично, сколько людей попадет в беду. Дальше. Когда солдат на войне закрывал собой амбразуру, то он спасал своих товарищей от огня, то есть погибал не напрасно. А здесь нет даже этого! Восемь человек - восемь заболевших, а пулемет не подавлен... Что ж, прикажете завалить его телами, авось на десятом, сотом он захлебнется? Люди мы или слепо летящие на огонь мотыльки? Сейчас идет испытание не смелости, не благородства, а нашего разума. В вас что-то протестует против этой рассудочной, но единственно верной логики? Во мне тоже. Но я не колеблюсь. Вот скажет Земля: лекарство найдено, но мы в нем не уверены, надо испытать. Я пошлю на Ганимед Ликантера, заболеет Ликантер, пошлю других врачей, себя пошлю, тех, кто не хочет, заставлю пойти. А сейчас - нет! Нет, ибо бессмысленно и преступно.
- Значит, теория этого Ликантера с вашей точки зрения...
- Она не совсем абсурдна, - быстро проговорил Акмолаев. - Если путем длительной тренировки человек обретает власть над некоторыми автономными процессами своего тела, то... Но у Ликантера, в сущности, нет доказательств.
- Он уверял меня, что способен без вреда поглощать болезнетворные культуры.
- Экспертизы на этот счет не было, но пусть даже все так, как он говорит. Я знал человека, вы не поверите, - он мог пить синильную кислоту. Специалисты вам объяснят, почему это возможно и почему такая способность в любом другом случае бесполезна. У Ликантера нет ничего, кроме безграничной веры в свою правоту и бешеного напора! Тут уж вопрос принципа: либо мы ученые, либо верующие. Либо мы полагаемся на разум, либо бежим за первым же пророком. Или - или, третьего не дано.
Акмолаев пододвинул сифон. Анджей напряженно смотрел, как пузырится вода, ходит кадык, звякает стекло.
- Знаете, - отставив стакан, шепотом сказал Акмолаев. - Иной раз я завидую таким, как Мей... Какая это свобода - отдаваться порыву страстей! Не разбирая пути, не думая, не взвешивая, мчаться на выручку... А тут сиди, рассчитывай, планируй, зажав все в кулак...
Акмолаев замолк, его лицо тронула какая-то извиняющаяся улыбка. Она исчезла, будто сдутая, едва зазвонил интерком.
- Акмолаев слушает! Да... Что... Что?!
Анджей встрепенулся. Он не слышал, о чем говорили, но вид Акмолаева сказал ему больше, чем слова.
Трясущаяся рука Акмолаева опустила трубку.
- Кто-нибудь умер?! - воскликнул Анджей.
- Улетел.
- Как... улетел? - Анджею показалось, что он перестал воспринимать смысл самых обычных слов.
- Так и улетел. Мало ли у нас ракет...
- Сюда?! Больной?!
- Какой больной? Улетел Мей Ликантер! Вы можете это понять? Можете?
- Ликантер? На Ганимед?
- Куда же еще?
- И... и что же теперь?
- Ничего. Его вышвырнут из космоса, меня снимут с этого поста.
- Но, может быть...
- Ликантер сотворит чудо? Не заболеет? Вы это имеете в виду? Результат будет тот же.