Внезапно я понял, в какой опасности мы находимся - Система вышла из строя, умерла, вся Система или, по крайне мере, значительная ее часть, так как в противном случае уже взялись бы за работу шумные автоматы раемонтной службы. О нет, мне не хотелось задохнуться здесь, в тесном номере, где-то глубоко во чреве Системы! Я вскочил, пробежал три шага, зацепился за одну из этих проклятых подушек, растянулся во весь рост, хотел опять вскочить...
- Только без паники, прошу, не паникуй, я уже и так порядком перетрусила.
Я взял себя в руки, и в какое-то мгновение у меня даже возникло странное чувство - что я должен утешить ее, спасти, сделав для этого все, что в моих силах и даже то, что выше моих сил. Бессмыслица! Отказ Системы означал нашу смерть. Неизбежно.
Но она сказала:
- Мы должны выбраться отсюда, должны попытаться это сделать.
Между тем, мои глаза привыкли к темноте и стали улавливать слабое излучение - матовое зеленоватое свечение стен. Мы направились к патерностеру, но он, конечно же, не захотел сдвинуться ни на миллиметр. Я, как одержимый, нажимал на клавиши блока управления, но все было бесполезно. Я начал лупить кулаками в стены, и мне сразу вспомнился тот самый сумасшедший; мои действия были совершенно напрасной тратой сил. Воздух, казалось, уже не пригоден для дыхания и настольно густ, что его можно схватить руками. Но это только казалось - номер был достаточно большим, чтобы мы, в нашем отчаянном положении, могли дышать еше несколько часов. Один я смог бы дышать вдвое дольше. Достаточно странно для прирожденного иныивидуалиста, но я, вопреки здравому смыслу, был рад разделить с кем-нибудь эти предсмертные часы. Может, лишь потому, что для двоих агония будет короче. Я отправился в туалетную комнату. Из кранов не вытекало ни капли воды, и мне, как назло, сразу же захотелось пить. Ничего не открывалось, не отодвигалось, не отделялось.
- Быть может, мы последние, - медленно произнесла она, - может, все остальные уже давно мертвы.
- Чепуха, - сказал я резко, - чепуха! - и продолжил колдовать над кнопками. - Всего лишь пару часов назад я разговаривал с "сыночком".
- Запись!
В какой-то момент она пробудила во мне сомнение, ведь тот сумасшедший мог оказаться иллюзией, но все же:
- Примерно сто часов назад я переспал с женщиной, уж она-то не была призраком, определенно, не была.
- Это наверняка была роботесса, - парировала она, - или ты смог бы заметить разницу...
- Какую еще разницу? - смущенно пробормотал я, о роботессах мне еще не приходилось слышать.
- Психика, человеческие реакции, цель...
Теперь я понял ее совсем иначе:
- Ну, тогда я тоже вполне сойду за робота, так что ли?
- Нет, нет, - возразила она, - роботы, конечно, не приходят в такое возбуждение, не вопят ни с того, ни с сего, они бы спокойно приняли свою участь, а не стали бы искать несуществующий выход.
Как нелогично, разве нельзя симулировать все человеческие реакции! Но я не стал ее преубеждать. Я оставил попытки сорвать наглухо закрытый клапан мусоропровода, об который в кровь ободрал себе руки.
- Если хочешь знать мое мнение, то, пожалуйста, ты можешь спокойно сидеть здесь, пока не задохнешься, не смею тебе мешать.
- Извени, - сказала она, - я совсем не то имела ввиду.
Под воздействием ее голоса моя злость как бы рассеялась в затхлом воздухе.
Мы методично простучали стены, работали плечом к плечу; мы стиснули зубы и старались не думать о том, что ожидает нас после освобождения из первой, маленькой, тюрьмы: мертвые, пустые, темные коридоры, лабиринт, погруженный во мрак, сотни километров пути, которые нам придется пройти блуждая, пока мы не упадем от голода или усталости, запах тлена; и даже если все-таки есть выход на поверхность земли, на крышу меголополиса - что тогда, сможем ли мы там выжить? Там, в железобетонной пустыне? Наша судьба предрешена, судьба человечества. И все же Система была застрахована от любой ошибки, она сама себя ремонтировала и контролировала, предотвращала землетрясения, даже расстреливала ядерными ракетами крупные метеориты, прежде чем они проникали в атмосферу Земли. И этот великолепный организм, творение рук человеческих, теперь должен погибнуть? Я не мог в это поверить, уже тысячу лет он функционировал без малейшей осечки. Тем не менее, я вынужден был признать: факт оставался фактом. Все мое разочарование в Системе выплеснулось в диком крике, от которого моя спутница вздрогнула.
Потом она прошептала:
- Я всегда это предвидела, всегда этого боялась. Катастрофы. Остановки машины. Ни один человек ее больше не контролировал, не перепроверял, не замечал ошибочных целевых функционалов, от которых Система не могла избавляться в ходе самовосстановления. Привычное жужжание убаюкивало всех, поддерживая у них иллюзию надежности. И вот теперь это случилось. Слишком скоро. Поразительно скоро. Теперь уж нам это не удастся.
- Кому не удастся, что не удастся? - спросил я удивленно. Она загадывала все новые и новые загадки.
- Нам, нам, Драконам. Мы хотели вырваться из машины, быть независимыми, самостоятельно строить свою жизнь, не играть больше с Системой, не быть для нее мячом в этой игре. Мы хотели продолжить для человечества новый путь, увести людей с Земли. Начать новую жизнь на Ганимеде [Ганимед - один из спутников Юпитера]. Еще бы несколько лет, секунда в истории человечества... Слишком поздно.
- Еще пару часов назад я посчитал бы тебя совсем сумасшедшей, сказал я, - и, наверно, убежал бы от тебя, как от маньяка.
- Я знаю, - сказала она равнодушно, - машина сама создает соих обитателей. Это ведь так удобно: стоит только приказать - и все получишь. Все, вплоть до собственных желаний, собственных мыслей. А если уж ты однажды... Тогда - хоть головой в стену.
В приступе бессилия я опустился на колени, я не првык к такому длительному и сосредоточенному расходованию сил, а клапан мусоропровода держался как ни в чем не бывало. Я растянулся на полу, глубоко и тяжело дыша. Она склонилась надо мной, спросила:
- Как тебя зовут?
Я ответил машинально:
- Мой идентификационный код...
Окончание фразы я проглотил - я уже немного знал свою спутницу - и спросил ее в свою очередь:
- Ты же не имеешь ввиду имя или что-то в этом роде?
- Как раз его-то я и имею ввиду, - сказала она обрадованно, хотя причин для радости не было.
- Но ведь ты знаешь, что имена больше не существуют, давно уже не существуют, одних имен мало, чтобы отличать людей друг от друга, чтобы их идентифицировать.
- Ну и что, - сказала она, - это не моя проблема.
Я легонько постучал пальцем по ее левой груди, чуть выше того места, где был вытатуирован дракон:
- Ты подобрала себе имя, так ведь?
