Он сидел с широко раскрытыми невидящими глазами. Где-то глубоко нарастал давний, и раньше знакомый холодок волнения, когда вдруг, словно ниоткуда, в сознании проступает нечто смутное, неуловимое, потом яснеющее, будто все уже существует, надо только уловить, напряженно вглядеться, не спугнуть, дать созреть, выделиться из мрака, где только что не было ничего, совсем ничего, а теперь есть, столь же реальное, как дерево над головой, как песок под ногами, как биение собственного сердца.
Узнавание. Вот на что это более всего похоже - на узнавание. Тяжелое, сладкое, выматывающее узнавание, от которого легко и мучительно, трудно и радостно, холодно, жарко, странно, тревожно, божественно, все вместе, и что-то сверх того, чему и названия нет, но что приподнимает в порыве блаженного всемогущества.
Нет, однако, полной отрешенности ни от чего, - ни от дальнего скрежета трамвая, ни от беглых побочных мыслей, ни от жесткого неудобства скамейки, только все это скользит вдали, не мешая.
Он сам не знал, сколько просидел так, а когда все схлынуло, ушло, оставив в душе сладкую опустошенность, он глянул на часы: начало третьего!
Гордин расслабленно потянулся. Вскочил. Познабливало то ли от ночного холодка, то ли еще от чего.
Мир показался ему удивительно новым. Все спали, видели сны и не знали, что в эту минуту... С чувством превосходства Гордин оглядел темные, зашторенные окна. Похлопал себя по карману, где лежал медвежонок. Стеклянные физиономии окон смотрели надуто и подозрительно, как будто их обязанностью было бдить, пока хозяева спят. Непонятно, отчего ночные окна имеют такой вид; теперь Гордин вспомнил, что они всегда провожали его таким взглядом, когда он поздно возвращался домой. Он весело хмыкнул: погодите, я еще заставлю вас улыбаться! Вы будете отражать у меня то, что я захочу; вы, угрюмые стекляшки, слышите?
Он быстро, казалось, летя, зашагал к дому и с презрением отвернулся от зеленоватого огонька такси, когда оно вынырнуло из-за поворота и выжидающе замедлило ход. Это была его ночь, он ни с кем не желал ею делиться. И хотя он подозревал, что утром все найденное им покажется не таким, как сейчас, совершенным, и многое придется трудно, без вдохновения передумывать, он был убежден, что главное сделано, а все остальное лишь вопрос времени, настойчивости и усилий.
"А ведь, похоже, я нашел средство от любви..." - подумал он мельком, улыбнулся и прибавил шаг.
Дверь нехотя подалась и пропустила Гордина в кабинет, где над длинным столом еще не осел густой папиросный дым недавнего совещания. Переходя из кабинета в кабинет, Гордин успел повидать их столько, что все они слились для него в один мучительный образ, центром которого был стол, либо гладкий, как полированный лед, либо заваленный торосами всевозможных бумаг.
Здесь стол был гладким. Поправив тяжелую папку в руке, Гордин приблизился.
Седой хозяин кабинета, лицу которого тяжелые модные очки придавали вид неприступности, что-то коротко и веско говорил в телефонную трубку. Кивком головы он показал Гордину на кресло. Устало положил трубку на рычаг, помассировал переносицу и лишь тогда взглянул на Гордина, будто припоминая, кто это и зачем. Тотчас выражение его лица переключилось на суховатое внимание.
- Здравствуйте. Что у вас?
Гордин уже знал, что таким вот беглым, на деле цепким взглядом с первой же минуты оценивают его самого и что, как правило, от первого впечатления зависит многое, потому что люди в таких кабинетах обычно умеют сразу определить деловую суть человека. С их точки зрения, деловую, конечно. Поэтому, не тратя лишних слов, ибо ничто так не раздражает занятого собеседника, как пустые разглагольствования, он протянул заранее вынутую из папки бумагу.
- Так, так... Заявка на осуществление искусственного полярного сияния... Ходатайство поддержано Геофизическим комитетом, решение за номером... Так! Средства на расширенный эксперимент выделены по смете... угу... Предполагается осуществить в районе города... Почему не на Севере? Согласно документу предварительные опыты вы ставили там, и было бы логично...
- Наоборот. На Севере полярные сияния и без того есть. Важно попробовать вызвать их там, где их практически не бывает.
- Это другое дело. А почему именно в данном районе?
- Не все ли равно? - как можно более равнодушно, хотя внутри его все напряглось, сказал Гордин. - Для расширенного эксперимента годится, в сущности, любая географическая точка средней полосы. Почему бы не избрать родной город?
- А, вы там родились!
- Да.
- Впрочем, это не моя компетенция. Что ж, заявка в полном порядке... управляющий помедлил, словно вдруг могло выясниться какое-то упущенное и важное обстоятельство. - Теперь посмотрим, что у нас. Да, в перспективном плане имеется соответствующая строка. Ах, молодой человек, молодой человек! Вы хотите использовать метеорологические ракеты так, словно это елочные хлопушки, цена которым грош.
Гордин принужденно улыбнулся.
- Как всегда - в интересах науки...
Он развел руками, точно будь его воля, он занялся бы чем-нибудь посерьезней.
- Понятно, понятно, - в ответе прозвучала ирония. - Строителям дай миллиард, еще вопрос, освоят ли, а для ученых такой проблемы нет.
Взмахом руки он остановил готового возразить Гордина.
- Здесь обосновано значение вашего эксперимента, иначе и разговора не было бы. Что ж, если нет возражений, поставим выделение средств в смету третьего квартала следующего года.
В первое мгновение Гордин онемел.
- Послушайте... - его голос сорвался. - Мне обещали, что еще этим летом... И в заявке упомянуто...
- Тут сказано, - палец собеседника уперся в бумагу. - "По мере возможности". А мне, простите, видней, есть такая возможность в текущем финансовом году или ее нет.
- Но существует же резерв!
- Существует, - очки снисходительно блеснули. - Для проведения внеплановых, срочных, важных для народного хозяйства экспериментов. Ваш, насколько я понимаю, к таковым не относится.
Очки снова блеснули - холодно и все-таки чуть-чуть сожалеюще. Весь вид сидящего напротив человека как бы говорил, что он все прекрасно понимает, - и нетерпение молодого ученого и его разочарование, но что этот молодой ученый, увы, не единственный: все хотят побыстрей, а это невозможно.
- Значит, договорились, - услышал Гордин, который с ужасом и не к месту думал о времени, которое уже ушло, и о времени, которое еще уйдет, пока...
- Одну минуточку! - спохватился он, когда перо уже нацелилось на бумагу. - Одну минуточку! Дело в том, что быстрейшее проведение эксперимента имеет не только научное, но и существенное прикладное, народнохозяйственное значение.
