Мы остановились. Один из бойцов спрыгнул с «Хаммера» и неторопливо подошёл к машине со стороны водителя. Они с Бобом о чём-то тихо поговорили, после чего учёный повернулся ко мне и, виновато пожав плечами, объяснил, что нужно пройти процедуру досмотра. Он так и сказал: пройти процедуру досмотра, а не просто пройти досмотр. Бр-р-р.
Я перехватил кейс, толкнул дверцу и вышел из машины.
Офицер усадил меня на неудобный стул, царапнул взглядом по паспорту и визе, внимательно изучил гербовую бумагу из университета Джорджии, подтверждающую, что именно я должен был приехать из Российской Федерации, а не какой-нибудь, скажем, Vasiliy Pupkin. После этого он кивнул бойцу, и тот проводил меня в соседнее помещение, посреди которого возвышалось врачебное кресло – помесь стоматологического и гинекологического вариантов. Не, ну ребят, мы так не договаривались…
Закрепив меня в неустойчиво-наклонном положении, врач нацепил перчатки и садистски ослепил ярким светом. Я зажмурился. Он долго молчал, пристально изучая меня, как букашку. Затем снял очки и, закусив тонкую дужку, поинтересовался, указав на кейс:
– Drugs?
– Да какие в жопу наркотики, – пробормотал я, готовясь объяснять, что, мол, не пристрастен, не употребляю, и вообще всячески против. Давайте, мол, просвечивайте, анализируйте, проверяйте…
Но врач неожиданно просветлел:
– Ё-моё! Земляк!
– О как! – обрадовался я, неуклюже привставая. – А я уж…
– Лежи. – Он с силой вдавил меня обратно в это адское кресло. – Тут камеры везде. А я всё ждал-гадал… Думаю, пришлют наши кого-нибудь или сэкономят?
– Так тут же вроде принимающая сторона за весь банкет платит, – удивился я.
– Может и так, – легко согласился он. – Как родина?
– Да как обычно: грязненько, бедненько, весело, – улыбнулся я.
– Ну да. – Он вернул очки на переносицу, пряча взгляд за бликующими стёклами. – А я успел отвыкнуть от любимой помойки. Правда, к местным так и не привык. Какие-то они неправильные. Не, тут чистенько, конечно. Богатенько. Только грустно. У них же мозги как часы работают: тик-так, тик-так. И не дай бог этот механизм нарушить – всё поломается. А душа… Эх, чего говорить.
– Скучно?
– Скучно. Ты надолго?
– Пока на неделю, там посмотрим.
Он воровато покосился куда-то в угол. Совсем тихо сказал:
– Я в отпуск сегодня. Давай по водочке, что ли?
– Работы полно, – попытался увильнуть я.
– Издеваешься? – обиделся врач.
– Если бы… Ладно, давай телефон.
– Руку дай. Да не дёргайся ты… – Он начеркал мне на ладони номер. – Свободен. Вечером звони.
– А как же осмотр? – подначил я, вылезая из пыточного кресла.
– Дуй уже, Мичурин. Изучай инопланетяшек.
Он начеркал что-то в протоколе, передал его мне и кивнул на дверь.
Я накинул ветровку, спросил:
– Тебя как зовут, Пирогов?
– Алекс… тьфу ты! Саша.
– Миша.
Я уже повернул ручку, но он меня окликнул:
– Да, ещё…
– Что?
Он повертел очки, снова закусил дужку. Негромко сказал, шепелявя:
– Ты там… ошобо не мудри, в общем. Территория этого не любит – мигом можги наизнанку вывернет. Я видел некоторых…
– И что «некоторые»? – насторожился я.
Саша помолчал, вынул многострадальную дужку изо рта и убрал очки в карман халата.
– Ты просто будь осторожен, – сказал он. – Там… всякое случается.
– Спасибо, успокоил.
– Бывай.
Когда я вышел из кабинета, Боб уже в нетерпении переминался с ноги на ногу.
– Фсьо хорошо? – спросил он, смешно приподняв брови.
– Супер, – ответил я. – Что дальше?
Он объяснил, что мне придётся оставить кейс здесь, в сейфе. И все остальные электронные и механические устройства тоже.
Я отстегнул цепочку. Достал из кейса записи, увеличительное стекло, боксы для образцов почвы и карандаш. На их место положил мобильник и кварцевые часы – больше у меня никаких приборов с собой не было.
Защёлкнув кейс, я повернул ключ и выставил код. Ту же процедуру проделал с индивидуальным сейфом. Оба ключа положил в нагрудный карман, подхватил папку с записями и изобразил готовность к подвигам.
Мы с Бобом прошли через рентген-установку, за монитором которой сидела девушка в военной форме.
– Как там у меня печень? Без патологии? – не удержался я, выйдя из аппарата.
Девушка нахмурилась и вопросительно поглядела на Боба. Но тот лишь улыбнулся и развёл руками. Выходя на улицу, я картинно отдал честь. Это у нас к пустой голове руку прикладывать не положено, а у них можно.
Перед тем, как закрыть за собой дверь, Боб виновато объяснил ей:
– Russian.
Машину, разумеется, тоже пришлось оставить на стоянке блокпоста. Если уж тут шарики из ручек вылетают, можно представить, что произойдёт с внедорожником. В Мегатрона, поди, превратится.
Дальше мы двинулись пешком.
Шоссе тянулось вдоль каньона. Точнее, это разлом образовался, повторяя изгибы трассы – словно исполинские силы, двигавшие земную твердь, решили оставить дорогу нетронутой.
Случайность? Возможно.
Серое, затянутое облаками небо нагоняло тоску. Вокруг не было ни души, только красноватая равнина, на которой даже трава росла неохотно, сбиваясь в небольшие зеленые островки.
Четверть часа мы меряли шагами асфальт. Боб молчал. После блокпоста он, кажется, вообще не проронил ни слова. Наконец я не выдержал и поинтересовался, когда мы начнем спускаться в каньон? Боб долго соображал и морщил лоб, а потом спросил, зачем нам туда лезть? Тут уже пришла моя очередь соображать и хмурится. Я осторожно уточнил, как же изучать территорию, если не спускаться? С расстояния, что ли? И тут Боб просветлел. Учёный растолковал мне, что территория «Парадокс» – это не дно каньона, а его край. Кромка и прилегающее плато.
Сперва я удивился, но потом понял: а ведь никто и не говорил насчёт самого каньона. Просто я почему-то был уверен, что загадочная аномалия именно в ущелье, а не рядом.
Ну, тем проще.
Спустя час мы приблизились к месту. Ещё издали я заметил несколько палаток и людей между ними.
Приблизившись к лагерю, мы разошлись: Боб, извинившись, направился к одному из тентов по своим делам, а я решил хорошенько осмотреться. Честно говоря, я даже обрадовался, что американцу понадобилось отлучиться: не люблю, когда над душой висят.
Территория «Парадокс» лежала на холмистом глинистом плато диаметром около двух километров. По периметру она была размечена вешками с красными флажками из светоотражающей материи. С правой стороны участок ограничивал крутой обрыв, слева – пролесок.
Людей тут было немного: с полдюжины военных и десятка полтора в штатском. Скорее всего, эти штатские и были учёные из разных стран.
Я походил, понаблюдал. Практически все здесь держались обособленно друг от друга. Лишь пару раз несколько человек сходились вместе. И то ненадолго.
