Там из вытащенных на песок рыбачьих лодок мы соорудили большой плот и водрузили на него кучу плавника. На нее мы положили мертвых воинов, облаченных в кольчуги, и их оружие. После этого перерезали глотки дюжине пленных и вымазали их кровью мечи наших товарищей и плот, а затем подожгли его и оттолкнули от берега. Он долго плыл по зеркальной поверхности голубой воды, пока не превратился в красный огонек и не растаял в занимавшейся заре.
Потом, распевая боевые песни, мы вернулись по расселине наверх и расположились перед городом. Мы взялись за луки, и с башен один за другим полетели воины, пронзенные нашими длинными стрелами. В садах за городом мы нарубили деревьев, соорудили штурмовые лестницы и приставили к стенам, а потом ринулись вверх, навстречу стрелам, копьям и факелам. На нас лили расплавленный свинец. Четырех воинов сожгли, как муравьев. И снова мы пускали стрелы, пока между зубцами не осталось ни одной головы с султаном.
Под прикрытием наших лучников мы опять приставили лестницы. Но, как только собрались лезть на стены, на одной из башен появился силуэт, при виде которого мы застыли как вкопанные.
Эта была женщина. Таких красавиц мы уже давно не встречали. Ветер развевал ее золотистые волосы. Молочно-белая кожа лоснилась на солнце. Она обратилась к нам на нашем родном языке, с запинками, словно не говорила на нем много лет.
- Подождите! Мои хозяева желают вам кое-что предложить.
- Хозяева? - произнес, точно плюнул, Асгрим. - Это кого же дочь асов называет хозяевами? Никто не смеет повелевать ею, кроме мужчин ее родного племени!
Девушка, казалось, не поняла нашего предводителя, но ответила:
- Это город Хему, и хозяева его - владыки этой страны. Они велели передать, что не могут выстоять перед вами в бою. Однако вам будет мало проку, если влезете на стены, потому что они своими руками перебьют женщин и детей, и подожгут дворцы. Вам достанется только груда окровавленных камней. Но если вы пощадите город, вам пришлют в подарок золото, драгоценные камни, вино, редкие яства и прекраснейших девушек.
Асгрим дернул себя за бороду. Ему очень не хотелось отказываться от грабежа и резни. Но воины помоложе заревели, как быки:
- Пощади город, старый медведь! Не то они всех баб перебьют... А мы много лун бродили там, где женщинами и не пахнет...
- Глупые юнцы! - воскликнул Асгрим. - Женские поцелуи и любовные стоны быстро приедаются, а вот меч при каждом ударе заводит новую песню. Что вы предпочтете: приманку в виде женщин или сладость побоища?
- Женщин! - проревели молодые воины, бряцая мечами. - Пускай дают девок, и мы пощадим проклятый город.
С презрительной усмешкой старый Асгрим повернулся к воротам и крикнул златовласой девушке:
- Моя бы воля, я бы стер в пыль ваши стены и шпили, и окропил пыль кровью твоих хозяев. Но мои молодые воины - дурни! Давайте яства и женщин... и сыновей знати в заложники!
- Будет сделано, мой господин, - ответила девушка.
Мы убрали лестницы и вернулись в стан.
Вскоре ворота распахнулись, из города вышла процессия нагих рабов, нагруженных золотыми сосудами с яствами и винами, о существовании которых мы и знать не знали. Рабами командовал человек с ястребиными чертами лица, облаченный в мантию из красочных перьев. В руке он держал жезл из слоновой кости, а на голове носил медный обруч в виде свернувшегося в кольцо змея. Судя по осанке, этот человек был жрецом. Показывая на себя, он представился: Шаккару. Вместе с ним явилось с полдюжины юношей в шелковых штанах с самоцветами на кушаках. Молодые люди дрожали от страха. Златовласая девушка, по-прежнему стоявшая на башне, крикнула нам, что это сыновья князей, и Асгрим заставил их отведать вин и яств, прежде чем позволил нам утолить голод и жажду.
Асгриму же рабы поднесли янтарные кувшины, наполненные золотым песком, плащ из алого как огонь шелка, шагреневый пояс с усыпанной самоцветами золотой пряжкой и начищенный до блеска медный головной убор с большим султаном.
Наш вождь брезгливо покачал головой и проворчал:
- Броские побрякушки и яркие украшения - все это суетный прах, и с годами они поблекнут, но острота ощущений во время сражения не притупится, а запах свежепролитой крови полезен ноздрям старика.
Но он все-таки облачился в эту блестящую сбрую, и тогда вперед выступили девушки... стройные молодые создания, гибкие и темноглазые, одетые в переливающиеся шелка... Асгрим выбрал самую красивую, хоть и кривился при этом так, будто надкусил горький плод.
Прошло немало лун с тех пор, как мы видели женщин, если не считать смуглых и прокопченных созданий из племени пожирателей ворвани. Наши воины со свирепой жадностью расхватали перепутанных девушек... но моя душа пала при виде златовласой красавицы на башне. В голове у меня не осталось места ни для каких иных мыслей. Асгрим поручил мне охранять заложников и перерезать их без всякой жалости, если вино и яства окажутся отравленными, или какая-нибудь женщина заколет воина припрятанным кинжалом, или горожане неожиданно и вероломно нападут на нас.
Тем временем жители вышли из города, чтобы собрать убитых. Своих павших они сожгли на мысу, далеко выдающемся в море. Это сопровождалось множеством странных ритуалов.
Затем из города к нам вышла еще одна процессия, подлиннее и поважнее первой. Хозяева города явились безоружными, сменив броню на шелковые туники и плащи. Впереди, держа над головой жезл из слоновой кости, ступал Шаккару, а молодые рабы, одетые лишь в короткие мантии из перьев попугаев, вынесли покрытые балдахином носилки из красного дерева, инкрустированного драгоценными камнями.
Под балдахином сидел худощавый мужчина. Его узкую голову венчала странная на вид корона. А рядом с носилками шла та белокожая девушка, которая говорила с башни. Процессия подошла к нам, и рабы, все еще держа носилки, опустились на колени, в то время как знать расступилась и тоже преклонила колени. На ногах остались только Шаккару и девушка.
Старый Асгрим повернулся к ним, суровый, злой, настороженный. Колыхавшиеся у него над головой черные перья султана отбрасывали тень на изрезанное глубокими морщинами лицо. И мне подумалось, что он гораздо больше походит на короля, стоя среди своих воинов-великанов с мечом в руке, чем человек, который сидит, развалясь, на носилках.
А потом я уставился на девушку, которую впервые видел так близко перед собой. На ней была лишь короткая туника из голубого шелка, без рукавов, с глубоким вырезом спереди. Подол туники едва доходил до коленей. На ногах были мягкие сандалии из зеленой кожи. Глаза девушки оказались большими и ясными, а золото волос блестело на солнце. В ее стройной фигуре проглядывала такая женственность, какой я не видел ни в одной асинье. Наши женщины с кудрями льняного цвета обладали своего рода первобытной красотой, но эта девушка пленяла взор мужчины иными достоинствами. Она выросла не в диком краю, как наши соплеменницы; не там, где жизнь - постоянная борьба за существование, как для мужчин, так и для женщин. Но я сбился с мысли... Так вот, я стоял, ослепленный сиянием ее волос, пока она переводила слова короля и гортанное рыканье Асгрима.
