- Согласны ли вы с тем, - спрашивает он вдруг, - что жители Дильнеи мыслят совсем иным способом, чем мы, земные люди?
Слово "вы" он выделил интонацией, тонким оттенком голоса, отчего оно приобрело неуловимо странный смысл, как бы утверждая вопреки фактам, что в зале нас только двое, он и я. Он и я. И он обращается к моему "я", подлинному "я", а не к тому, что выдает себя за Николая Ларионова.
Николай Ларионов молчит. Молчит и мое подлинное "я", не выдает себя. Старец изумленно смотрит на меня. Смотрит и студентка, словно догадываясь, что лекция превратилась в диалог между лектором и молодым человеком странного вида, на чьем лице слишком быстро и часто меняется выражение.
Я молчу, молчу и тревожно думаю - откуда он может знать о Дильнее и обо мне, он всего только лектор, может, он телепат и сейчас читает мои самые сокровенные мысли как раскрытую книгу?
Нет, это был просто ораторский прием. Сейчас он уже смотрит не на меня, а на сидящего рядом со мной старца.
И говорил ли он о Дильнее? Сомнительно. Говорил, по всей вероятности, не он, а моя мнительность.
И все же когда кончилась лекция, я подошел к окруженному толпой лектору и тихо спросил его;
- Мне показалось, что вы рассказывали о Дильнее?
Он усмехнулся и ответил:
- Вам не показалось. Я действительно рассказывал об этой далекой планете.
У лектора, разумеется, были имя и фамилия. Густав Павлович Тунявский - так звали его. Астробиолог и беллетрист. Две специальности, если не считать третьей: пропаганда научНЫХ и технических идей. Краткое изложение его жизни и деятельности я нашел в двух энциклопедиях: космической и литературной. Теперь я знал, когда и где он родился, в каком году окончил Космический факультет Ленинградского университета, когда опубликовал свою первую статью, но я не узнал самого главного - откуда ему было известно о существовании Дильнеи.
Все эти дни я непрестанно думал о нем, об этом загадочном человеке. Да и человек ли он? Люди не могли знать о том, что превышает их опыт и возможности современной им науки. Но если он не человек, то кто же? Такой же дильнеец, как я? Нет, это исключено. Только мне одному, преодолев пространство и время, удалось попасть на Землю.
Это во-первых, а во-вторых, у него была вполне земная внешность. Он был красив с точки зрения земных представлений о красоте. Может, даже слишком красив для ученого и беллетриста. Я уже упоминал о том, что у него была артистическая внешность. И рот у него был человеческий, земной. Следов пластической операц ии я не заметил. Но откуда он мог знать то, чего не знали другие?
Ответ на этот вопрос я должен получить немедленно, и от него самого. И все же я откладывал со дня на день свой визит к нему. Прежде чем идти к нему, нужно было познакомиться с его трудами. Кибернетический библиограф в университетской библиотеке дал мне все необходимые справки.
Получив заказанные книги, я принялся за чтение. Я буквально заставил себя прочесть его научные работы. Приведя несколько фактических сведений о Марсе и его биосфере, он угощал читателя сомнительными гипотезами и наивными домыслами о разумных существах Вселенной. Его научно-фантастические рассказы были куда занимательнее. Но, к сожалению, он слишком много -аписал, чтобы я мог прочесть все им написанное.
Откладывать встречу не хотелось. Я позвонил ему, назвав, разумеется, не свое подлинное дильнейское имя, а земное, заимствованное у людей.
- Ларионов? - переспросил он. - Николай? Ну, что ж, Николай, по-видимому, придется отложить все дела, если вы уж так настаиваете. По правде говоря, я очень занят.
- Иммануил Кант тоже был очень занятый человек, но однако...-Я спохватился и не закончил фразу.
- Кант? - переспросил он. - Иммануил? Честно говоря, меня не очень интересуют кантианские идеи. Да я и не философ. Надеюсь, не из-за Канта вы так настаиваете на встрече?
- Нет, не из-за Канта. У меня есть более важные и менее отвлеченные причины.
- Вы меня буквально заинтриговали. А что это за причины, осмелюсь спросить?
- При встрече я расскажу о них.
- Ну, хорошо, - сказал он.-Я жду вас завтра в четыре часа.
Я до сих пор не могу себе простить, что пошел к Тунявскому, не прочтя предварительно все его научно-фантастические рассказы. Тогда бы я не попал в глупое положение. Но он слишком много написал, а еще больше напечатал, я же спешил встретиться с ним, спешил выяснить то, что не давало мне покоя. Мне было не до книг. Правда, я мог воспользоваться услугами автомата, реферировавшего сюжеты в Публичной библиотеке. Но я перестал ему доверять после того, как прочитал "Давида Копперфильда" и "Записки Пикквикского клуба", сличив их с этой краткой и лишенной юмора фабулой, с которой меня предварительно познакомил автомат.
Я не зря вспоминаю здесь произведения Диккенса, Придя к Тунявскому, я словно попал в тихий и идиллический девятнадцатый век. По странной прихоти или какой другой причине писатель-фантаст (он же астробиолог) поселил себя в старинном доме, похожем на музей быта и нравов. Я поднялся по лестнице в третий этаж и позвонил. Дверь открылась не только в квартиру, но в тихое диккенсовское столетие. Как раз в ту минуту, к .гда я вошел, начали бить старинные стенные часы. Они били мелодично, медленно, словно не отмеряя время, а возвращая его вам.
- А, Николай, - сказал Тунявский таким тоном, словно знал меня с детства. - Присаживайтесь. Курите? Могу угостить отличной гаванской сигарой.
В его кабинете стояла старинная мебель. Я сел в кресло, смутившее меня своей непривычной, располагающей к лени мягкостью. На стене висел пейзаж, тоже тихий и идилличный, как бы заманивающий в прошлое. Я подумал про себя:
"Э, да ты совсем не тот, за кого я тебя принимал. Пишешь о будущем, а живешь в прошлом".
Тунявский угадал мои мысли. Усмехнувшись, он сказал:
- В такой тихой провинциальной обстановке легче мечтать о будущем, чем в кабинете космолета или подземных трассах, где все несется и спешит. Смелой мечте нужен контраст.
- Возможно, - ответил я.
Наступила пауза. Я воспользовался ею и спросил:
- Что вы знаете о Дильнее?
Он рассмеялся,
- И много и мало. А почему вас так интересует вымышленная планета?
- С таким же правом я мог бы сказать и про Землю, что она вымысел. Но за истину бы это принял только тот, кто никогда ее не видал.
- Что вы хотите сказать, Николай? Я не совсем понимаю вас. Ведь о Земле мы с вами знаем не из научно-фантастического рассказа, а о Дильнее вы узнали, прочтя мою повесть "Скиталец Ларвеф".
- "Скиталец Ларвеф"? У вас есть такая повесть? Я не читал.
На лице Тунявского появились признаки недовольства.
- Не читали? Не удосужились? Так для чего, черт бы вас побрал, вы спрашиваете меня о вымышленной Дильнее? Все, что я хотел и мог о ней сказать, я сказал в своей повести.
