Несомненно, точно такого же мнения придерживались и несколько сбитые с толку представительницы Династии. Они определенно не знали, как прервать бесконечные унылые словоизвержения Златы. Тогда, в ее комнате, ни Ольда, ни тем более Малинка не осмелились вмешаться в ученую беседу и, потоптавшись у двери и поймав успокаивающий взгляд Романа, тихонько удалились. Девицы надеялись пообщаться с сыном Командора за обедом... потом за ужином... потом после ужина, попеременно приглашая его на вечернюю прогулку... потом все планы были перенесены на следующее утро. Однако очередной завтрак прошел все в том же занудном ключе: Йоркова немедленно встревала в любой разговор, к которому Роман имел малейшее отношение, и, не обращая ни на кого внимания, постепенно занимала в нем главную роль. Отец уже несколько раз обкусывал ноготь большого пальца; девушки откровенно начинали терять терпение и впервые готовы были объединиться против без передыху моловшей языком дамочки. И все же ее так и не осмелились резко оборвать - может быть, потому, что речь шла о делах, делах, делах... Но, возможно, и оттого, что мадемуазель Ласкэ, уже задравшая нос и готовая круто выступить, вдруг наткнулась на тот самый цепкий, хватающий взгляд Златы и как-то сразу потеряла весь свой кураж. Она даже обернулась к Младшей Королевне за поддержкой, но Малинка вообще находилась в полном унынии.
Из готовности Златы разглагольствовать на любые темы не мешало извлечь некоторую пользу для дела, и поэтому направление бесед было незаметно переведено на ее собственную персону. Как и предполагал Роман, женщина много и охотно рассказывала о себе, мимоходом осветив причины своего пребывания в такой космической глуши. Разумеется, ими оказались сравнительно высокий по отношению к метрополии заработок и... и почти полная невозможность куда-либо его потратить! "В центре, не говоря уже о Столице, никакого состояния не скопишь, - сокрушенно вздыхала Злата. - Я не раз пробовала, но вся зарплата "по заряду, по зарядику" растекается моментально. Здесь же другое дело..."
Из прочих разговоров чуть ли ни единственно стоящим оказался не отраженный в досье тот факт, что в молодости Йоркова год проторчала в специальном колледже их родного Сектора, выпускники которого направлялись на дальнейшую учебу в Академии различных силовых ведомств. Причины ухода были самыми прозаическими - банальное отчисление за неуспеваемость практически по всем дисциплинам. "А вот что у меня хорошо получалось, улыбаясь, вспоминала Злата, - так это вести внешнее наблюдение, то есть, работать "хвостом". Как ни странно, меня почему-то не замечали..." Судя по этой фразе, у нее было довольно-таки преувеличенное мнение о своей наружности.
Такой любопытной подробностью заинтересовался и Командор, решивший провести с Йорковой партию в поддавки. Разыгрывающим предстояло быть многострадальному сыну. Улучив удобный момент, Роман сообщил Злате, что один из сотрудников Базы подозревается в нелояльности к Системе. "В принципе, это не наша проблема, - небрежно добавил он, - однако "запас карман не тянет". Что вы думаете о тех, кто рядом с вами работает?"
Реакция Златы на эту плохо замаскированную просьбу "настучать" на своих коллег оказалась весьма серьезной: она надолго задумалась и впервые за двое суток молчала больше десяти минут. Затем женщина несколько раз провела пальцем по виску и доверительно сообщила молодому человеку, что под подозрением могут оказаться все лица без исключения. "Если за основу брать любое отклонение от привычного поведения, - солидно сказала она, - то нелояльной может считаться вся наша колония..." - "Прошу вас, поясните", попросил сын Командора, с усилием изображая из себя тугодума, хотя отлично понимал, что "за основу" нужно брать как раз незаметность, полную похожесть на статистически безликого человека, а странностей - у кого их нет-то? Тем не менее, послушать Йоркову оказалось крайне занимательно.
"Народец здесь какой-то дерганый, - сообщила она, - все суетятся, суетятся, словно через неделю наступит конец света! Вот Уэнди Шедуэлл, как и я, ведет самостоятельную тему, но смотрите, что же получается..."
Последовавшие далее точные, сугубо конкретные рассуждения могли оказать честь отчету квалифицированного специалиста-оперативника, что выявляло у Златы не только способности мелкого филера-соглядатая. Обсудить с отцом ее откровения было совершенно необходимо, однако далее ситуация начала приобретать почти комедийные оттенки.
Подговорив десантников устроить под вечер на вольном воздухе небольшой пикничок-мальчишник (с коньячком и старой водкою, что поделать...), фон Хетцен-младший отправился за старшим, а когда возвратился с ним, то обнаружил молчаливое кольцо проголодавшихся мужчин и в центре его - все ту же неугомонную Злату, притащившую целую гору яств на огромном самодельном подносе с выгнутыми ручками. Их она не выпускала из рук и имела несколько испуганный вид, явно опасаясь, что ей не удастся сберечь угощения до появления Романа. Ошеломленные родственнички не успели ничего возразить их подхватили под локотки и почтительно усадили. После этого к младшему был решительно пододвинут поднос и сделан красноречивый жест ладошкой - мол, приступай...
Откровенно насмешливые взгляды шестерых десантников заставили Романа сильно покраснеть. Он растерялся до такой степени, что послушно поднес ко рту запеченную куриную ножку и с хрустом куснул. Кто-то отчетливо хихикнул, и это, наконец, заставило молодого человека скорректировать свое поведение и заняться дегустацией с видом знатока. Просмаковав нежное мясо, сын Командора значительно изрек: "Прекрасно выпечено..." и принялся щедро оделять товарищей едой и принесенными с собой напитками. Заметив огорченные глаза Златы, он про себя искренне поразился: неужели она всерьез считала, что он способен в одиночку столько слопать?
Роман прикинул, что женщина, раздосадованная таким поворотом дела, будет молчать дольше обычного, но зря - терпения у Йорковой хватило ровно на две с половиной минуты. Разрешив добрым молодцам из спецназа в тишине зажевать сорокапятиградусную янтарную жидкость, она принялась обстоятельно излагать изобретенные Иоганном Ладвиным способы изготовления вполне качественного спиртного из местных фруктовых плодов. Глядели при этом, разумеется, только на фон Хетцена-младшего и при малейшем его движении повторяли последнюю фразу дважды, словно именно ему необходимо было запомнить различия в процедуре перегонки для яблочной водки и для сливовой...
Командор терпел-терпел всю эту ерундистику, в подоплеке которых лежала совершенно ему не нужная перспектива солидной экономии энергии за счет травмирования собственной пищеварительной системы, а затем, не слишком маскируясь, толкнул коленом своего лейтенанта. Гуннар сразу понял намек и, сердито насупившись (что придало ему совершенно устрашающий вид), медленно процедил: "Уважаемая, неужели вы думаете, что это нам так интересно?"
