Агмаил развернулся и снова посмотрел в окно.
— Я поступлю с ними так же, как в тот момент, когда разделились Кубус и Левен. Система уже давно запрограммирована на Второе Забвение, которое перестроит память всех людей, чья нейра подключена к ней. Думаю, мне не стоит объяснять, что твою память мне тоже надлежит изменить, — и Агмаил недвусмысленно взглянул на Персиваля.
«Думай же», — говорил себе в мыслях Рыцарь. Прошла секунда — Агмаил вряд ли заметил — и Персиваль сказал:
— Вы не можете это сделать. Ваш с Серанэтом договор обязывает вас не трогать всё то, что касается его исследований, а моя память содержит информацию об одном из важнейших его экспериментов. Мне нет смысла обманывать вас.
И Агмаил улыбнулся — доброй, весёлой улыбкой.
— Как Серанэт ни был зануден, его ловкость снова меня поразила, — сказал он, и его лицо приобрело немного грустный вид. — Что ж, друг мой… Готов ли ты остаться единственным на Кубусе, кто знает правду, готов ли ты хранить тайны, что я тебе рассказал, хотя бы до того момента, как Айлинерон будет спасён от Атексетов? Готов ли оставаться моим другом?..
Персиваль замешкался — такой реакции Агмаила он присвоил класс вероятности D: один из самых низких.
— Да.
Агмаил подошёл к Персивалю и протянул ему руку.
— Тогда я поручаю тебе твою последнюю миссию, — сказал он. — Не дай Айлинерону пасть от действий Атексетов любой ценой, которую сочтёшь нужной. Ты уже принял однажды это рукопожатие, и сейчас бояться его тоже не имеет смысла, уверяю тебя.
Персиваль протянул руку и сжал ладонь Агмаила. Холодные пальцы Бога Разума сжались в ответ.
— Я люблю этот мир, Персиваль. Береги его и ты.
***
Гвен сидела на набережной у Океана № 1, глядя в тёмное звёздное небо. Где-то там, вдалеке, сиял желтоватым светом Левен — цитадель врага, которой скоро уж суждено рухнуть. Тёплый ветер двигал лопасти ветряков, и их длинные тускло светящиеся полосы рассекали тьму ещё одной ночи на Кубусе.
Вдруг Гвен почувствовала ласковое покалывание присутствия. Мысли покинули разум, оставив лишь ночь и лёгкий ветер. На миг она увидела на краю поля зрения знакомую белую фигуру с тростью в руке, и будто две ладони бережно опустились на её плечи. А затем фигура пропала.
Навсегда.
Гвен сидела на набережной Океана № 1 под широким звёздным небом. Где-то там, из глубин холодного космоса двигался к людям безобразный, ужасающий враг, битва с которым вот-вот начнётся. Тревожный ветер толкал лопасти ветряков, и их длинные мерцающие полосы рассекали тьму последней мирной ночи.
И началась Война.
***
Поутру ты открываешь веки,
Перед взглядом — синева небес.
Вожделенней нет для человека
Места жить, чем эти земли грез.
На ногах не чувствуешь ты веса,
Тяжесть лет не искривляет спин,
И не угрожают из тьмы леса
Те, кто клином вышибает клин.
И, поднявшись на ноги, умывшись,
Взглядом охватив всю ширь земли,
Ты и я, друг другу поклонившись,
Рай творим. В Раю мы — короли.
И из ветхозаветных прорицаний
Фундаментом бесчисленных побед
Среди похвал, восторга, восклицаний
Поднялся мир, всевластия обет.
Взглянув на свет, стараньем сотворённый,
Ты улыбнулся. Капнула слеза,
И вместе с Солнцем меркнуть обречённый,
Ты медленно закрыл свои глаза.
За вéками же — тьма и беззаконье.
Горят сердца, за ратью гибнет рать,
И лес доисторических деревьев
Сверкает взглядами желающих сожрать.
Сожрать наш Рай, что создавали долго
Сестра и брат, а с ними ты и я.
Сожрать, а там с ухмылкою исторгнуть
Изорванную вечность бытия.
Гигантом тысячеголоворуким
Предвестником неписаных грехов
Всенепроглядным и отвратным, жутким
Свистело облако враждебных голосов.
Копьём пронзая тысячные латы,
Лицо рукою вытерев от слёз,
С лучом рассвета открывал глаза ты,
Чтобы вновь проснуться в мире грёз.
