– Какого человека, княгиня?
– Белого. У вас встречаются черные люди?
– Что вы, бог миловал! Нам и нечисти хватает.
– А в нашем мире встречаются. С черным цветом кожи. И с желтым. И с красным. И к нечисти они никакого отношения не имеют – такие же люди, как и белые. Но это сейчас так считается. А до распространения понятия равенства белые люди, лучше вооруженные, приезжали – приплывали в основном – в страны, населенные черными, желтыми, красными людьми. Завоевывали их, превращали в рабов. Но при этом оправдывали себя тем, что несут свет цивилизации тому, кто сам такую цивилизацию создать бы никак не смог. Несут и навязывают – насильно, с немалыми трудностями. Но, мол, куда ж денешься?! Это, мол, наша обязанность. Высокая миссия. Бремя белого человека. Вот и вы несете свою власть антам. Чем тоже очень горды. Так уж антов закабалили, что они без вас и не могут! А оказывается, могут. Князь смотрел на меня несколько растерянно. Видимо, подобные мысли никогда не приходили ему в голову.
– Да-а, – сказал он наконец. – Слушать вас, княгиня, – это дорогого стоит. Такие истины глаголете…
И опять замолчал и впал на некоторое время в задумчивость. Покачал головой.
– Вам бы, княгиня, с Каллистратом Оболыжским поговорить. А я бы посидел рядышком, послушал. Он очень любит разговоры такие – о мироустройстве, правильности его, об истории. Я тут вам, княгиня, неважный собеседник.
– Каллистрат? Ну и имечко.
– Не нравится? А он гордится. Его так назвали в честь одного из пращуров – достославного Каллистрата. Правда, тот не книжником был – все больше мечом махал.
– А что значит «книжник»? Какой-то чин при церкви, вроде летописца?
– Летописцы – то само по себе. Хотя летописцы – тоже книжники по большей части. А книжник – это уважительное наименование. Книжники встречаются и среди церковных, и среди господ, даже среди антов! Анту, правда, книжником прослыть сложнее. Некогда ему старинные грамоты читать – служить надо. Землицу пахать, ремеслами заниматься. Но если случится, что господин назначит ему службу писаря или еще какую, связанную с грамотой, то может и ант стать книжником – почему нет?
– Но Каллистрат не ант?
– Каллистрат – господский отпрыск. Лыцары Оболыж-ские издавна князьям Квасуровым служили. – Так он лыцар? – Отпрыск лыцара. – Князь! – затарахтел Порфирий в каретное окошко. – Впереди завал на дороге. Старая ель упала, перегородила путь. Как бы заночевать здесь не пришлось: пока расчистим проезд для карет – так и темнеть станет!
– С чего бы она упала вдруг? – засомневался Михаил, вылезая из кареты.
Я вышла следом, и давешнее ощущение чужого внимания охватило меня с новой силой. Удвоенной. Неопределенность фокусировки источника этого внимания не помещала понять, что этих источников уже не один, а два. Слишком уж ощутимо они различались. Первое внимание было синевато-воздушным, не слишком напряженным, как бы меланхоличным. Второе, наоборот, все было пронизано всполохами тяжелого предвкушения, злой готовности к действиям.
– Князь, – тихонько предупредила я. – Нас здесь ждали.
– Это точно, – согласился Михаил. – Поглядите: ель-то не такая уж и трухлявая была, чтоб самой падать. Тут крепко постарались, пока перегрызли ее.
– Перегрызли?
– Ну не топором же рубили – сами посмотрите, княгиня, как измочалено все! Ясное дело – это засада. Место удобное. Да только мы здесь до темноты ждать не будем.
– Но Порфирий сказал, что каретам не проехать?
– Это если мы дорогу будем расчищать топорами.
– Имеется другой способ?
– Имеется, княгиня, – хитро улыбнулся Михаил. – Мы как цивилизованные люди – правильно говорю, цивилизованные? – проложим себе дорогу не мечом, но огнем. Ролка! – приказал он одному из спешившихся всадников. – Тащи сюда бадью с той мерзкой поганью, что нам Каллистрат в дорогу дал – помнишь?
– Еще бы! – просиял Ролка и кинулся к подводе.
– Мерзкая погань?
– Сейчас увидите, княгиня!
Ролка шел, ступая осторожно. Руки его с трудом обхватывали огромную темную бутыль, искусно оплетенную ошкуренной красноватой лозой.
– Трошка, помоги! – кивнул князь другому всаднику. Вдвоем Ролка и Трошка взгромоздили бутыль на огромный ствол поваленной ели. Ролка – не без груда – вытянул из горлышка громко чмокнувшую пробку. Запах пошел такой, что я сразу поняла, с чего вдруг князь назвал содержимое поганью, да еще и мерзкой.
Мы невольно сделали шаг назад.
Отворачиваясь и стараясь не очень дышать, Ролка с Трошкой осторожно накренили бутыль, и из нее на еловый ствол потекла бурая маслянистая жидкость, похожая на нефть. Оба прекрасно представляли, что будет дальше – веселое быстрое пламя так и затанцевало в их мыслях. Но действительность оказалась более впечатляющей.
– Достаточно, – скомандовал Михаил.-Уносите погань. Княгиня, давайте отойдем еще чуть подальше. А ты, Никодим, поджигай, но осторожно, чтоб не получилось, как с Тимохой.
– А что было с Тимохой?.. – начала задавать я вопрос, но ответ уже появился в голове Никодима: обезображенная фигурка корчилась в жадном пламени.
– Сгорел, – подтвердил воспоминания Никодима князь.
Трагический опыт был учтен. Никодим, не подходя, цокнул кресалом, запаливая ветошь. И когда небольшой факел занялся, все так же не приближаясь, точным броском направил сноп огня на залитое мерзкой поганью место.
Ахнул метровый столб пламени, опаляя все вокруг. Я, закрываясь руками, еще отступила, мои спутники возбужденно загалдели: сосна, прогорая посередине, на глазах разваливалась пополам.
– Вот это скорость, – пробормотала я.
– Да, – гордо подтвердил Михаил. – Книжник-книжник, а иногда такие штуки раскапывает в старинных рукописях!
Пламя выжрало довольно широкий проход и стало стихать на глазах. Окружающая сырая зелень не занялась, и, похрустев сухими мертвыми сучками, огонь угас. Все закончилось почти так же быстро, как и началось. Наступила оглушающая тишина.
Я закрыла ослепленные пламенем глаза и только тут поняла причину столь оглушительной тишины чужое присутствие на чисто исчезло. И присутствие номер один, и номер два. Я так привыкла к легкому, как зудение, фону чьего-то разлитого по пространству внимания, что даже почувствовала себя одинокой и брошенной.
– Их не стало, князь.
– Кого? – спросил Михаил, наблюдая, как топорами расширяют проход, проделанный пламенем.
Я кратко описала ему свои ощущения. Описания его не порадовали.
– И вы думаете, что это нечисть? – хмуро поинтересовался он.
– Ну не люди же! – возмутилась я, заподозрив, что мне не доверяют.