Сидя у себя в гостиной вместе с друзьями и пытаясь понять, нужен ему новый карбюратор, подержанный карбюратор или модифицированный карбюратор вместе с коллектором, Роберт Арктур ощущал постоянное безмолвное наблюдение — электронное присутствие голосканеров. И это его радовало.
— Что-то ты сильно довольный, — заметил Лакман. — Соберись я выложить сотню баксов, я бы сильно довольным не выглядел.
— Я решил слоняться по улице, пока не встречу такой же «олдс», как мой, — объяснил Арктур. — Тогда я свинчу у него карбюратор и ни хрена не заплачу. Как все наши знакомые.
— Особенно Донна, — согласился Баррис. — Лучше бы она тут не околачивалась, пока нас не было. Донна тырит все, что не приколочено. А если что приколочено, звонит своим корешам из воровской кодлы, те заявляются и специально для нее все подряд отколачивают.
— Про Донну я тут слышал одну историю, — начал Лакман. — Как-то раз Донна случайно сунула четвертак в один из автоматов с почтовыми марками — знаете, в таких еще кольцо из марок крутится. А автомат на хрен гикнулся и как начал ей марки выдавать. Под конец у Донны уже целая корзина из универсама набралась. А автомат себе дальше марки шлепал. В итоге у Донны накопилось типа восемнадцать с лишним тысяч пятнадцатицентовых почтовых марок Соединенных Штатов. Она вместе со своими корешами из воровской кодлы их пересчитала. И это было круто, только вот Донна Готорн поначалу понятия не имела, что с ними делать. Она ведь в жизни ни одного письма не написала, разве только своему адвокату, чтобы преследовать по суду одного парня, который ее в торчко-вой сделке кинул.
— Донна такое письмо написала? — спросил Арктур. — У нее есть адвокат, которого она для улаживания нелегальных сделок использует? Как ей это удается?
— Ну, наверное, она просто грузит, что тот мудак ей бабки должен.
— Представляю себе, каково получить от адвоката гневное письмо типа «плати или под суд пойдешь» по поводу торчковой сделки, — пробормотал Арктур, в очередной раз поражаясь Донне.
— Так или иначе, — продолжил Лакман, — у Донны оказалась целая корзина из универсама с почтовыми марками. Восемнадцать с лишним тысяч пятнадцатицентовых марок Соединенных Штатов. И какого черта ей было с ними делать? Ведь их обратно на почтамт не продашь. К тому же, когда люди с почтамта пришли автомат вытряхивать, они сразу выяснили, что он гикнулся, и всякого, кто появлялся у окошка с пятнадцатицентовыми марками, особенно с целым кольцом… короче, они во все врубились и стали, по сути. Донну поджидать. Так что Донна обо всем поразмыслила — после того, понятное дело, как загрузила кольцо марок в свой «эм-джи» и отъехала, — а потом позвонила другим своим воровским корешам, с которыми она вместе дела обделывала, и сказала им типа с отбойным молотком подкатывать. И не с простым отбойным молотком, а с крутым, особенным, у которого там и водяное охлаждение, и водяной глушитель. Они его, блин, тоже стырили. Потом глухой ночью они отбили автомат с марками от бетона и перевезли его к Донне в багажнике «форда-ранчеро», который они опять-таки как пить дать стырили. Для марок.
— Ты хочешь сказать. Донна марки продавала? — спросил Арктур, опять поражаясь. — Из торгового автомата? По одной?
— Ее кореша снова смонтировали автомат — так, по крайней мере, я слышал. Поставили его на оживленном перекрестке, где ходит куча народу, но не совсем на виду — чтобы почтовый фургон не засек. И пустили в работу.
— Гораздо умнее с их стороны было бы телефон-автомат отбить, — заметил Баррис.
— Короче, они продавали марки, — продолжил Лакман, — типа несколько недель, пока автомат не истощился, как оно, понятное дело, и должно было в итоге случиться. И что же, блин, дальше? Могу себе представить, как все те недели работали над этой загвоздкой по-крестьянски экономные Доннины мозги, — ведь ее давние предки крестьянами в какой-то европейской стране были. Так или иначе, к тому времени, как кончились марки, Донна решила конвертировать автомат на безалкогольные напитки, какие на почтамте продают. А эти автоматы уже не слабо охраняются. И за такое можно надолго на нары угодить.
— Это правда? — спросил Баррис.
— Что правда? — спросил Лакман.
— Эта девушка просто дефективная, — заключил Баррис. — Ее нужно принудительно лечить. Ведь теперь совершенно ясно, что налоги нам подняли именно из-за того, что она стырила эти марки. — Он опять не на шутку озлился.
— А ты отпиши телегу в правительство, — посоветовал Лакман, — и все там изложи. — На его холодном лице ясно читалось отвращение к Баррису. — А марку, чтобы эту телегу отправить, попроси у Донны. Одну она тебе, так и быть, по дружбе продаст.
— Ага, за полную стоимость, — прошипел осатаневший Баррис.
В голосканерах, подумал Арктур, на дорогостоящей пленке, будут многие километры подобной муры. Не километры пустой пленки, а километры напрочь заглюченной.
Важным было не то, что все тянулось и тянулось, решил он, пока на виду у голосканеров сидел Роберт Арктур. Важным — по крайней мере, для него (для кого — для Фреда или для Арктура?) — было то, что происходило, когда Боб Арктур отсутствовал или спал, когда под прицелом голосканеров оказывались другие. Так что, как я и планировал, мне следует отсюда свалить, подумал он.
Оставить здесь этих парней и наприглашать других знакомых. Отныне мой дом должен стать сверхдоступным.
И тут его пронзила жуткая, отвратительная мысль. А что, если, отмотав пленку назад, подумал Боб Арктур, я увижу, как Донна ложкой или лезвием ножа открывает окно и проникает внутрь, а потом курочит и ворует мои вещи? Другая Донна — не та девушка, которую я знаю. Или та самая, но такая, какой я ее не вижу. Философский номер «когда дерево в лесу падает». Какой бывает Донна, когда никого нет рядом и никто за ней не наблюдает?
Не трансформируется ли вдруг, подумал Боб Арктур, нежная и прелестная, тонкая и удивительно добрая девушка в нечто подлое и коварное? Не увижу ли я такую перемену, которая вызовет у меня страшный шок? Перемену в Донне или в Лакмане — в любом из тех, кого я люблю. Как бывает с твоей любимой кошкой или собакой, когда тебя нет… кошка опустошает наволочку и принимается совать туда ценные для тебя вещи: будильник, радиоприемник, электробритву — все, что только можно туда запихнуть, прежде чем ты вернешься. А совсем другая кошка, когда ты уйдешь, обворовывает тебя, царапает все когтями, смолит твои косяки, ходит по потолку или звонит куда-нибудь на край света… черт знает что. Кошмар. Другой, непонятный мир по ту сторону зеркала. Оборотень из города страха в окружении незнакомых ползучих тварей. Донна, ползающая на всех четырех, лакающая из мисок для животных… любой дикий психоделический опыт, жуткий и непостижимый.
