— Если только это стоит того.
— Зависит от множества факторов.
— Несомненно.
* * *
Ну что ж, начнем с неотложных дел, не отраженных ни в каком официальном плане.
Я вошел в пустынное гулкое помещение капеллы. Ничего похожего на «произведение искусства». В руках у меня был планшет с чертежами, раздобытыми Страйкером. Отыскав нужный пункт в списке, я проверил, подходят ли сюда еще источники энергии кроме тех аварийных, которыми мы пользовались до сих пор. Оказалось, подходили, хотя в последний раз использовались очень давно, прошло уже лет шесть, как никто не включал их даже для проверки. Старое отжившее излишество.
Все коды активации, как и чертежи, были у меня под рукой. Я ввел их и… по залу разнеслось тихое пение, похожее на свист ветра в тростнике или в трубах едва ожившего органа. Замерцало сперва призрачное свечение, превратившееся в вихрь вспыхивающих светлячков, сначала бесцветных, постепенно набирающих краски. Стены капеллы будто раздвинулись, углубляясь во все стороны, над головой вырос высокий просторный купол, значительно выше уровня настоящего потолка, яркий, пронизанный светом, струящимся в несуществующие окна. И стены, превратившиеся в световые витражи, бросающие блики на мозаику пола. Сплошная иллюзия. Впрочем, только с точки зрения тех времен, где привыкли к материальным декорациям. А что такое материя? Плоть — ничто. Дух — (иллюзия?) — всё. Но разве этих фотонов не существует? Не говоря уже об их выверенных, настроенных источниках, потребляющих немало энергии, и даже — я подошел к ближайшему витражу и дотронулся до «несуществующего» холодного и гладкого на ощупь цветного «стекла». Не просто свет, энергетическая модель, обладающая плотностью и сопротивлением.
Передатчик тихо завибрировал, я нажал на нужную кнопку, открывая дверь в преобразовавшийся старый «вокзал».
Вошедшая Тарси ахнула и оглянулась, на мгновение подумав, что зашла куда-то не туда.
— Это просто проекция, — сказал я вместо приветствия, махнув рукой. — Считается, что это произведение искусства уже прошлого столетия. Я не мог не взглянуть. Как оно тебе?
— Прекрасно! Но… — Тарси потрогала сияющие стены-витражи. — Это должно поглощать массу энергии.
— Не так много, как кажется. Прошлый век — не позапрошлый. Система замкнута на себя. И осязаемые эффекты сконцентрированы лишь там, где к ним прикасается что-то живое, они подстраиваются. В остальном это всего лишь игра света. Удобно — с этих витражей не нужно стирать пыль.
— Только с настоящих стен.
— Которых все равно не видно. И все-таки… да, они потребляют уйму энергии, и поэтому, в частности, от них отказались. Правда, для всех старых помпезных проектов дворец сам производит столько энергии, что девать практически некуда.
Мы как по команде выдержали паузу, потом попробовали заговорить одновременно.
— Нет, я не имел в виду…
— Напомнило Вегу, — сказала Тарси. И именно это я «не имел в виду». Она слегка смутилась.
— Да, я уже понял. Масса энергии, которую некуда девать — в самый раз для взрыва со всем содержимым и обитателями, если понадобится. Однажды это произошло.
— По счастью, только члены королевской семьи знают коды, обходящие поставленные предохранители.
— Да, официально. Кроме того, систему можно взломать не только как систему.
Мы снова молчаливо посмотрели друг на друга.
— Как дела у Страйкера? — поинтересовался я.
— Совсем неплохо, — ответила она с некоторым облегчением, но скрытое напряжение, естественно, оставалось. Не могло не оставаться. — Хотя стоило бы распутывать клубок дольше и тщательнее. Но программирование выглядит поверхностным. Может быть, оно было однократным, с использованием особых химических препаратов, может быть, составным, за несколько раз, с окончательной активацией лишь совсем недавно. В любом случае, он ничего не заметил. Сколько раз его могли бы травить без его ведома? И практически ювелирно.
— Не представляю. Может быть, ты мне скажешь?
— Трудно сказать. Контуры очень смазаны. Но… вот еще одно, — мне показалось, что Тарси порозовела. А может, просто так упал свет от искусственного витража? — Я кое-что заподозрила и сделала заодно анализ его ДНК.
— И?..
— Похоже, теперь я знаю, кто мой отец.
Хор ангелов сфальшивил всем коллективом. Я не то чтобы поперхнулся, но, кажется, уставился на нее во все глаза.
— Разве раньше ты этого не знала?
Она мотнула головой.
— Но погоди… Фамилия Карелл — она хоть что-нибудь значит?
— Значит. Это фамилия наших приемных родителей. Меня и Нейта. Они растили нас в детстве.
— Приемных?..
— Ты представляешь мою мать в роли любящей заботливой матери семейства?
— Нет…
— Она и не пыталась. И нам нужна была дополнительная защита.
Я помолчал. Разумеется. Как и нам. Но у нас хотя бы был настоящий отец. Правда, в детстве мы тоже росли у дальних родственников.
— А они хоть живы? Ваши приемные родители?
— Сейчас нет, но это не то, что… Нет, я не говорю, что все было естественно, но это было объяснимо…
— Ты думаешь, я в это поверю?
Она приподняла брови и недоумевающе раскрыла рот.
— Что?..
— А Нейт? Страйкер и его отец тоже?
— Нет… Вообще-то, его отец — полковник Линн с «Януса».
— Прекрасно! — воскликнул я так, что мой голос отразился рикошетом от несуществующих сводов, а может, просто от голых стен. — И ты говоришь мне об этом только сейчас!
Она вздрогнула.
— Все части картины встают на место. Как части огромного, старого, мерзкого, очень долгого плана. Ей нужно было проникновение на «Янус», и там был Нейт. Ей нужно было проникновение сюда, и вот ты здесь. Именно там, где и должна быть! Даже то, что она требовала вернуть вас, должно было лишь толкнуть нас навстречу друг другу. Надо было позволить вам улететь с ней…
— Эрвин!..
— Но в чем дело? Где изящество? Где тонкость? Почему все так на виду, откровенно, грубо? Это такой верх цинизма? Знание, что все равно никому деваться некуда? А если Линн — отец Нейта, то сколько искусственного было в его безумии после попыток на него воздействовать?
— Он ничего не знал!
— Как и я не знаю! Может, я не знаю, что именно я делаю? Может, у меня бывают провалы в памяти, о которых я даже не задумываюсь и не замечаю, потому что не должен задумываться и замечать?
— Ты же знаешь, что нет.
— О, ты не права! Я знаю только, что я ничего не знаю!
— Эрвин, разве ты не видишь, что я пытаюсь быть с тобой откровенна, как только могу?
