— Следствие может продлиться очень долго.
— Не беда, можно вызвать кого‑то из офицеров батальона и вместо меня, на допросах будет присутствовать он, и если нам покажется, что дело затягивается или следователь необъективен, то мы обратимся непосредственно к президенту Симакову. Итак, капитан, вы как следователь готовы выдвинуть какие‑либо обвинения против сержанта Мечникова?
Безопасник поворошил стопку бумаг на столе, вновь поморщился и ответил:
— Нет.
— Я могу забрать своего бойца?
— Через полчаса, как только будут оформлены все бумаги. А сейчас я прошу вас покинуть мой рабочий кабинет, товарищ подполковник.
— Без проблем. — Ерёменко подмигнул мне и вышел из комнаты.
Мы вновь остались с капитаном наедине, он вздохнул и принял, наверное, свой самый обычный вид. Теперь передо мной сидел не бешеный следак, выбивающий у меня признание, и не скучающий, мать его так, интеллектуал, а самый обычный офицер, который тянет службу на самой окраине нашего государства.
— Что ж, повезло тебе, сержант. — Он положил передо мной стандартный бланк, отпечатанный на пишущей машинке. — Подписывай.
— Это что?
— Бумага, согласно которой ты не имеешь жалоб и претензий к органам следствия.
— Между прочим, вы меня били, товарищ капитан.
— Да ладно тебе, сержант, пяток пощёчин не в счёт, перетерпишь. Сам знаешь, как настоящие допросы проводятся, ты ведь не абы где, а в спецназе служишь. Знаешь ведь?
— Знаю, — согласился я.
— Вот то‑то же, подписывай и не ерепенься. Тебя бы и так отпустили, но помурыжить пару дней надо было, порядок такой, чтоб не думал, что в сказку попал.
— Разрешите вопрос?
— Валяй, сержант.
— Что с Чингизом Керимовым, тем человеком, который меня к своим вывел?
— Нормально с ним всё, не переживай. Твой кореш сейчас уже в Краснодаре, ценный кадр оказался. Торгаш, много путешествовал, многое знает, связи имеются неплохие, так что у него всё будет хорошо.
Что хотел узнать, я узнал, а потому, подписав бумагу об отказе от претензий, собирался покинуть кабинет гостеприимного капитана Стахова незамедлительно.
— Разрешите идти? — обратился я к следователю.
Вместо ответа, он вновь закурил и сам задал вопрос:
— Сержант, а на нас, на госбезопасность, поработать не хочешь?
— Смотря что делать, товарищ капитан. — Мой ответ был краток.
— Не переживай, на друзей твоих и сослуживцев стучать не придётся, для этого есть совершенно другие люди. В основном, работа предстоит по твоей специальности, разведка, но не в составе группы, как у вас в батальоне, а в одиночку. Ты себя показал неплохо, в передряге выжил, в плену уцелел, к своим выбрался, а это очень немало.
— Это предложение сверху, — ткнул я указательным пальцем в потолок, — или ваша инициатива?
— Молоток, шаришь, что к чему, сержант. Инициатива моя, но думаю, что наверху её поддержат, нам, как и любой хорошей структуре, люди всегда потребны. Ты подумай пока, и если тема выгорит, то тебя найдут.
— Согласен.
— Тогда, Мечников, можешь возвращаться в свой батальон и служить дальше.
Покинув здание гарнизонной «губы», невысокое, обнесённое колючей проволокой, я пожал на прощание руку разводящему караула, вышел на территорию Керченской крепости, нашего форпоста в Крыму, и остановился возле потрёпанного, но всё ещё крепкого «уазика». Ерёменко нигде видно не было, а водитель, незнакомый мне парень, недавно прикомандированный к нашему батальону из бригады, оказался молчуном, и всё, что мне оставалось, это ждать командира, который отсутствовал целый час.
Когда он появился, то просто пожал мне руку, мы сели в машину и направились к парому, который всего три недели назад пустили от Тамани до Керчи и который делал один рейс утром — от нашего берега к крымскому и второй вечером — домой. Пока ехали к причалу и грузились на паром, разговора не было, но, когда судно отчалило, вышли из машины и, остановившись у бортовых лееров, переговорили.
— Про твой анабазис я всё знаю, Санёк, — начал комбат, — связисты морпеховские всё как есть рассказали, а подробности потом поведаешь. Лучше скажи, следак эсбэшный про клад наш, что под Ростовом нашли, не интересовался?
— Нет, командир, про это даже намёка не было. Не знают они об этом ничего. А вы поэтому так быстро примчались меня выручать, что за клад беспокоились?
— Эх, Саня, плохо ты меня знаешь. Я своих бойцов при любом раскладе не брошу. Обид на меня нет, что не выручили тебя под Инкерманом?
— Никаких обид, командир, всё и сам прекрасно понимаю.
— Добре. — Ерёменко удовлетворенно кивнул. — А следователь этот, Стахов, поработать на СБ не предлагал?
— Предлагал, — этот момент я скрывать не стал, — но заверил, что работа по специальности будет.
— И что ты ответил?
— Согласился, а что, не надо было?
— Всё путём, Саня, вопросов нет, и правильно сделал, что согласился. Нам проблемы с госбезопасностью не нужны, а даже наоборот, сблизиться с ними очень даже пользительно.
— Командир, в крайнем бою, что в «зелёнке» под Инкерманом случился, много парней потеряли?
Комбат тяжко вздохнул и ответил:
— Много, пятеро «двухсотых» и ещё семь человек тяжёлых. Правда, крымчаков наваляли с полсотни, не меньше, но всё одно — свои бойцы дороже, чем эти самые борцы за великое Крымское ханство.
— Да уж, сходили на вылазку, чебуреков по «зелёнке» погонять.
— Работа у нас такая, но тут, конечно, мы сами виноваты.
Минут пять мы простояли молча, каждый думал о своём, и, прерывая тягостное молчание, я спросил Ерёменко:
— Иваныч, раз разговор про клад зашёл, может быть, скажете, как там с долей нашей?
— С долей всё в порядке, некоторую часть золота и драгоценностей удалось через подставных людишек на «конфы» обменять, и решил я эти денежки в дело вкладывать. Ты ведь Филина, комода своего, не забыл ещё?
— Да как его забудешь, наш ведь человек!
— Правильно, именно что наш. Доктора комиссовали его вчистую, он в отставку вышел и в Гвардейский уехал. Так я в него деньгами вложиться решил, чтоб он, значит, бизнес свой начинал, а мы с этого какой‑то легальный доход имели.
— Сельское хозяйство? Странно это как‑то.
— Нет, это Филин хотел фермерствовать, а я с ним переговорил, выделил ему людей сообразительных и хватких, и он сейчас заводик ставит, дабы для нужд армии мины противопехотные выпускать.
— Вот это да, вот это я понимаю, и спрос будет в любом случае.
— И я так подумал, — улыбнулся комбат. — Всё просто, и взять ту же самую МОН‑50, так самая обычная жестяная штамповка. Взрывчатку у нас уже производят, начинка — свинцовые шарики чуть больше картечин охотничьих, и единственная проблема — это производство детонаторов, но ведь можно и обычные УЗРГМы использовать. В общем, первая заводская линия уже готовится к запуску, а следом, к осени ближе, вторая пойдёт, для ОЗМ‑72. Как это наладится, так и за остальное возьмёмся, но хочется попробовать производство ПФМ‑1, — лицо комбата приобрело несколько мечтательное выражение, — для тех же «беспределов» и прочих дикарей, которые в лесах, как мухи, плодятся, это само то, что доктор прописал.
