– Мы обнаружили уже несколько миллионов мертвых звезд в сферическом поясе вокруг нашего планетоида, – подтвердил Гарун. – Но приближаться к ним не рекомендуется ни при каких обстоятельствах. На поверхности такого небесного тела лично я весил бы двести триллионов тонн. Что сопоставимо с весом горной системы Гималаев. Сам считал, клянусь нобелевской премией!
– Однако! – воскликнул я. – Представляю, какие поля гравитации концентрируются вокруг мертвой звезды.
– Опасность в том, – добавил Лемех, – что внутри сферического слоя притяжение мертвых звёзд взаимно уничтожаются. Никакие телескопы не могут обнаружить серые дыры, пока они не займут все пространство Вселенной. Но тогда будет поздно.
– Теорема потенциала внутри массивной сферы, – пробормотал я. – Гарун, я тебя поздравляю! За такое открытие и Нобелевской премии не жалко. Это и есть та скрытая масса, которую ты искал?
– Ни в коем случае, – обиделся Гарун. – Во-первых, существование серых дыр было предсказано в теории Алексея Алексеевича. Во-вторых, их масса составила только половину от той, про которую я уже говорил.
Он замолчал, обгоняя стреляющий черным дымом мощный колесный трактор «Кировец». В динамиках вновь возник голос Саничева:
Я продам свой самолет,
И вернусь с деньгами,
Прополю свой огород,
И займусь делами.
Но оставлю васильки,
Меж двумя домами,
Если можешь, то гляди,
Синими глазами.
– Гарун высказал гениальную догадку, – продолжил Лемех, не обращая внимания на смущенное покашливание водителя. – Если эту чертову скрытую массу невозможно обнаружить в нашем мире, это значит, что она находится в другом.
– В каком таком – другом? – спросил я. – В параллельном мире, что ли?
– А что вы называете параллельными мирами? – спросил Лемех.
– Ну, это, – задумался я, – Как листы книги, лежащей на столе. В нашем трехмерном пространстве они параллельны, поскольку образуют равные углы с вектором силы тяжести. Но если книгу распушить, то ее листы уже не будут параллельны, так как расположатся под разными углами.
– Интересная аналогия. Но совершенно неправомочная. Из неё следует, что плоскость имеет толщину, что в принципе некорректно. Двумерная плоскость не имеет толщины. Во-вторых, в изотропном пространстве нет особого направления. Поэтому ваша теория о параллельных мирах теряет смысл.
– Согласен, – сдался я. – В таком случае, что придумал Алмазов?
– Теория Гаруна основана на идее, что вселенные рождаются парами. Представьте ядро, из которого должна появиться новая вселенная. Если энергия в ядре распределена равномерно, то ничего не происходит. Теоретически, это положение спящего зародыша вселенной может продолжаться миллиарды лет. Но в реальном мире возникают отклонения, так называемые флюктуации энергии. Предположим, что вследствие флюктуации одна половина ядра начинает вращение относительно другой. Поскольку их вращение симметрично, половинки ядра начинают расходиться. Но между ними остаётся перемычка, своего рода нейтральная область. Гарун назвал ее пуповиной, имея в виду рождение пары миров. Из его теории следует, что наш мир связан пуповиной с невидимым двойником. Мы связаны перемычкой, которая служит тоннелем между мирами.
– Эти миры должны быть похожи, как близнецы? – предположил я.
– Возможно, – согласился Лемех, – Хотя не до конца. Поскольку комплементарная вселенная вращается в обратную сторону, можно предполагать, что один из законов природы там выглядит иначе. Например, античастиц там может быть больше, чем частиц. Или нечто в этом роде. Но не это главное. Теория Гаруна объясняет, почему наши звезды погасли. Две массы невидимой материи так перекрутили пуповину между вселенными, что вещество звезд начало превращаться в гравитационное излучение. Представь слабо надутый воздушный шарик, который перекрутили посередине. Объём сократился, энергия вращения превратилась в энергию упругости. Пример с шариком напоминает модель двойной упругой вселенной. Когда сокращается пространство вселенной, масса звезд превращается в гравитационные волны. Гарун доказал, что в нашем мире выполняется принцип Аристотеля: тяжелые предметы падают быстрее легких. Если закручивание «пуповины» не остановить, вся материя вселенной превратится в гравитационные волны. Мы должны это прекратить.
– Каким образом? – спросил я. – У вас есть план?
– У нас есть теория, – уточнил Гарун. – Если разрушить перемычку, то количества запасенного пространства-времени должно хватить для восстановления вещества обеих Вселенных. Я уже все подсчитал.
– Я планов наших люблю громадье! – пробормотал я.
– Очень рад, что тебе понравилось задание, – одобрил Пётр. – Я в тебе не сомневался, брат.
– Какое задание? – удивился я. – Почему я? Теорию придумал Гарун, а проверять должен я?
– А кто встречался с родовым предком Эрцеха? – доверительно нагнулся брат. – Ты или я? Кто получил бессмертие в обмен на кое-что? Не пора ли, братишка, должок вернуть?
– Гм, – сказал Лемех. – Есть ещё одно, очень важное обстоятельство. Должен сказать, Павел Евгеньевич, для погружений в прошлое имеется определенный лимит. Если его превысить, рискуешь не вернуться обратно. Лимит был так велик, что с ним никогда не считались и тратили время погружений направо и налево. Но не в данном опыте, который абсолютно уникален. Расчеты показывают, что к началу времен может нырнуть только новичок, ни разу не побывавший в прошлом. Это необходимое условие, но не достаточное. Второе условие: к началу времён нужно доставить средство для разрушения перемычки миров. Так сказать, активировать абсолютное оружие. Этим уникальным средством владеете только вы.
– Какое оружие, о чём вы, – удивился я. – Где оно?
– У тебя в голове, – сказал брат Пётр. Повернувшись, он для убедительности постучал себя по лбу, а затем дернул меня за ухо. – Открытие кибер-матрикса, ты забыл? Эрцех Первый вложил технологию в тебя в обмен на бессмертие. Ты, Паша, и есть наше абсолютное оружие!
– Конечно, – растерялся я. – Без Паши вы никуда. Чуть что, так сразу – Паша! Погодите, а сам я вернусь обратно после развёртывания этой самой, как её – массивной суперточки? Или как?
– Все сделает Эрцех, – успокоил Лемех. – Нужно только ваше согласие, иначе зондирование зоны памяти для извлечения записи кибер-матрикса будет невозможно. Уверяю, больно не будет.
– А, как насчет э…этого самого? – замялся я, сдаваясь.
– Не беспокойтесь! Бессмертие останется при вас. Как же иначе?
– Ну, тогда я согласен, – бодро сказал я. – Что я должен сделать?
– Задание, как вы понимаете, архиважное, – признался Лемех. – Но не трудное. На всем пути глубиной почти 14 миллиардов лет вы не встретите ни единой живой души. Поручение, как видите, несложное. Но это не уменьшает его исключительного значения.
