- Ну, угости. - Он показал сточенные почерневшие зубы.
С бутылкой водки мы отправились к нему домой.
Это была убогая коммуналка - обшарпанная, зловонная, как пивнушка, из которой мы ушли, с наэлектризованной атмосферой нескончаемых скандалов.
Все имущество Сапога заключалось в железной кровати, кочковатом матрасе, пропитанном то ли высохшим пивом, то ли мочой, и трех ящиках - один использовался в качестве стола, два других - как табуретки.
Хлопнув стакан, старик окончательно окосел и готов был поведать что угодно.
Вскоре я знал, что у него есть сын, отбывающий срок за вооруженный грабеж, и два младших брательника, живущих в деревне, которых он не видал уже лет двадцать - живы ли?
А далеко ли деревня, спросил я, полагая, что она - на другом краю России. Нет. Оказалось, что родимая деревенька Сапога находится в восьмидесяти километрах от города. Отчего же не встречаетесь? Некогда. Да и денег на проезд нет. Такая вот неразрешимая проблема.
Я, придумав какой-то повод, предложил навестить его родичей хоть завтра, пообещав прихватить выпивку и закуску.
Назавтра мы отправились в путь.
Брательники Сапога, к счастью, здравствовали.
Это были такие же опустившиеся личности.
Двор, заросший бурьяном и чертополохом, полузаброшенный огород, темная, вросшая в землю изба, пропитанная все теми же дурными запахами...
Застолье закончилось тем, что брательники, а также вся многочисленная их родня сцепились в пьяной драке. Если бы не мое биополе, досталось бы и мне на орехи. Физиономия Сапога украсилась лиловым синяком под правым глазом и широкой ссадиной на левой скуле. Вдобавок он лишился двух зубов. Думаю, последних.
Зато мои часы гудели не переставая. Золотистая стрелка металась по кругу, словно не ведая, на кого указывать.
В деревне я обнаружил аж тринадцать дизов! Таким образом, с учетом самого Сапога, его отпрыска, томящегося за решеткой, а также семейства Ошметкиных, моя коллекция возросла до восемнадцати персон.
Принимай, Диар, своих сынов и дочерей!
Я составил анкету на каждого и передал сведения Мамалыгину.
После этой поездки мои представления об особых качествах дизов отпали сами собой.
Но следующий обнаруженный мною диз - молодой ученый Федор Пабышев - был действительно неординарной личностью.
Он стал самым близким моим другом. С ним связана моя первая публикация. И он же, вернее, память о нем - моя постоянная незатихающая боль...
О Федоре я должен рассказать подробнее.
Все началось с редакции одного из журналов - "Молодая смена", куда я давно уже похаживал, пытаясь пристроить цикл своих рассказов о "космическом волке" Аристархе Парамонове.
Редактору рассказы понравились, он обещал давать их по одному, но сроки откладывались от номера к номеру. Даже мое биополе не помогало. Устав от бесконечной волынки, я однажды потребовал разъяснений.
- А хочешь опубликоваться в следующем номере? - загадочно спросил редактор.
- Еще бы!
- Напиши хороший очерк. Прозу и стихи в редакцию несут чемоданами. А очерки почему-то никто не пишет. Брезгуют! Даю тебе отличную тему! В Институте сплавов недавно создана лаборатория по "проблемам порошковой металлургии. Работают в ней в основном молодые ребята. На энтузиазме. Напиши страниц пятнадцать-двадцать. Получится - сразу отправим в набор. Слово!
Прямиком из редакции я отправился в Институт сплавов.
Руководителем лаборатории оказался молодой человек года на два старше меня - худощавый, смуглый, брызжущий энергией. Звали его Федором Пабышевым. Своей увлеченностью он невольно вызвал в моей памяти образ Виталия и Олега, моих когдатошних институтских кумиров.
Выслушав меня, он весело вскинул лобастую голову с копной черных, артистически взъерошенных волос:
- Идея заманчивая! Но... Вы что-нибудь знаете о порошковой металлургии?
- Нет, - честно признался я. - Но я два года учился в техническом вузе, так что, надеюсь, разобраться смогу.
- Попробуйте. Популяризировать идею нужно. Тем более что порошковая металлургия - такое же древнее творение человека, как и египетские пирамиды...
В течение двух часов он рассказывал мне о возможностях этого метода в ракетостроении, авиации, автомобильной промышленности, о том, что металлический порошок легко сплавляется с размельченной керамикой, пластмассой и стеклом, рождая сказочные комбинации и открывая необозримые перспективы. Дешево, выгодно, экологично! Безотходное производство!
Словом, именно порошковая металлургия, а не какие-то там утопии -светлое будущее человечества.
Поведал он и о том, что финансируется лаборатория крайне скудно, отношение к ней со стороны руководства снисходительное, как к некой забаве. Он не жаловался. В его голосе звучал веселый задор, желание вытянуть дело, одолев все преграды.
Расстались мы проникнувшись взаимной симпатией.
(Я еще не знал, что он - диз, поскольку в тот раз на мне не было часов-прибора.)
Чтобы не ударить лицом в грязь, я отправился на следующий день в библиотеку, набрал литературы по порошковой металлургии и в течение недели добросовестно штудировал ее, делая многочисленные выписки.
Еще неделю я работал над очерком, затем явился к Пабышеву с готовым экземпляром.
Читать он начал со скептической миной, которая быстро разгладилась.
- Недурно! Не знаю, как с литературной точки зрения, но проблему вы ухватили за жабры.
Редактор выполнил свое обещание, и через месяц я держал в руках журнал, где на пятьдесят восьмой странице черным по белому была крупно набрана моя фамилия. Первая публикация, дурманящий запах типографской краски, приятное кружение в голове - все это описано не раз.
Я решил достойно отметить свой первый успех. Фекла Матвеевна приготовила пельмени, напекла пирогов, на которые я пригласил редактора журнала и героя моего очерка. Тогда-то я с изумлением обнаружил, что Федор Пабышев, помимо всего прочего, еще и диз. И снова, как в случае с Алиной, какая-то сила удерживала меня от того, чтобы передать информацию Мамалыгину.
Симпатия, возникшая еще при первой встрече, быстро переросла в дружбу.
Федор был колючим, ершистым человеком.
Он не признавал никаких авторитетов. Не из зависти или зловредности. Из желания докопаться до сути.
Старик Ньютон был неправ, утверждал он. Что такое гравитация? Нет никакой гравитации, хотя на этом понятии строится вся классическая физика. Гравитоны - такая же выдумка, как теплород. Искусственная конструкция, чтобы втиснуть конкретные факты в некую рамку. Природа тяготения совершенно иная! И старик Эйнштейн был неправ. Ну, в некоторых вещах. Скорость света не есть предельная величина в природе.
