А я так хотел спуститься тихо и незаметно…
Ладно, чего уж теперь. Не идти же по лестнице. Тем более что там меня вполне может ждать таинственный ночной скребун. И что-то мне подсказывает, что так оно и есть. Действительно ждет… Вообще-то теперь, после устроенного мной грохота, он может ждать меня и снаружи. Да и еще кто-нибудь под шумок заглянуть в состоянии. Но если я спущусь удачно, у меня, по крайней мере, будет пространство для маневра. А на лестничной клетке не больно-то мечом помашешь.
Подхватив со столика завернутый в грязную тряпицу кинжал и заткнув его за пояс, я выглянул в окно. В последний раз посмотрел вниз. Нагнулся над шестиэтажной пропастью. И, ухватившись за подоконник, повис, нащупывая ногой подходящую опору.
Какой только дурак придумал стеклить балконы… Спускаться ведь неудобно.
* * *
То, что я задумал, можно назвать разве что только форменной глупостью. Идиотизмом в квадрате. Выбраться из города неузнанным и не пойманным очень сложно. Но во много-много раз сложнее на этих же условиях в город войти. Периметр — железобетонная стена, опутанная колючкой и патрулируемая отрядами городской армии — изначально задуман как сооружение, препятствующее проникновению внутрь охраняемой зоны нежелательных элементов, как то: мертвяков, оборотней, вампиров и попавших в немилость чистильщиков. Часть экскурсантов, выбирающихся наружу с целью полюбоваться красотами старого города и при случае подправить свое материальное положение с помощью «валяющихся там прямо на улице богатств», которая выживает, возвращается обратно самым простым и незатейливым способом: через ворота. Их впускают. Помучив проверками и расспросами, навешав подзатыльников, заставив просидеть по полтора-два месяца в карантине, им все же разрешают вернуться к обычной городской жизни. Редко кто из беглецов находит путь внутрь, минуя недремлющее око часовых периметра. Таких путей очень и очень мало. А те, что есть, давно и надежно перекрыты.
И тем не менее я должен их найти. Я должен найти выход… Вернее, вход.
Ворота отпадают сразу. Проверки, перепроверки, звонки в штаб и заломленные за спину руки… Нет, официальный путь не для меня.
Можно дождаться каравана — в это время года с юга их приходит довольно много. Но караванщики — люди недоверчивые. Они не будут подбирать незнакомого типа всего в нескольких километрах от города. А даже если и подберут, то, согласно правилам, они обязаны докладывать обо всех случайных попутчиках на городском пропускном пункте.
Смешаться с караваном и проникнуть таким способом за периметр не удастся.
Река? Да, по реке, при определенном везении, пробраться можно. Но только если знать схему установки сетей, решеток, заградительных сооружений, кроме того, хорошо уметь плавать и нырять. На лодке, даже если бы она у меня и была, проскочить невозможно.
Отпадает.
Последний более-менее реальный вариант (не считая силового решения) — подземелья: канализация и технические тоннели. Но и здесь все не так просто. Во-первых, без фонаря туда соваться бесполезно. Во-вторых, карты подземных коммуникаций у меня тоже нет. В-третьих, любого сунувшегося под землю, вероятно, очень порадуют установленные там повсюду преграды. И если с решетками, памятуя о своей недавней эскападе, я, возможно, справлюсь, то наглухо затыкающая проход бетонная пробка разом поставит крест на всех моих подземных подвигах. В-четвертых, почти все канализационные люки внутри периметра давно уже заварены. Есть еще в-пятых, в-шестых, в-седьмых, но вспоминать о них мне и вовсе не хочется.
Тем не менее особого выбора у меня нет…
Торопливо проскочив узкую, заваленную слежавшимся мусором улочку, я вышел на бывший проспект Победы. Не выходя из тени и стараясь держаться как можно незаметнее, огляделся. Вроде бы ничего подозрительного не было. Брошенные дома и громоздящиеся бесформенными кучами ржавые автомобили хранили полное безмолвие. Но тем не менее…
Тем не менее я что-то чувствовал. Не опасность, нет. Скорее, чье-то присутствие. Снова, впервые после встречи с Аваддоном, вернулось ощущение уперевшегося в спину взгляда.
И никого. Ни единой души в радиусе доброй сотни метров. Пусто и тихо. Неестественно тихо.
На всякий случай я обнажил меч. И почти сразу же почувствовал, как истаял чужой взгляд, до того упорно сверливший мне спину.
Медленно-медленно, будучи готовым в любой момент встретить холодной сталью любого врага, я выскользнул на середину улицы. Обогнул перевернутый набок фургон, на руле которого, довольно усмехаясь, устроился человеческий череп. Пробежал между двумя стоящими нос к носу ржавыми автобусами… И замер, глядя на распростершуюся в тени когда-то въехавшего в столб грузовика человеческую фигуру.
Не было никаких сомнений в том, что этот человек мертв. Как не было сомнений и в том, что он — один из моих коллег по Управлению. Все еще намертво стиснутый побелевшей рукой меч и коричневая кожаная куртка чистильщика говорили об этом вполне очевидно и недвусмысленно.
Но кто?.. И кто?..
Настороженно глядя по сторонам, я носком сапога перевернул тело. Вгляделся в искаженное предсмертной судорогой белое лицо.
Эдик Рязанов… Как же это ты так?
Еще раз внимательно осмотрев окрестности, я осторожно присел на корточки рядом с телом, предварительно уперевшись острием меча ему в горло — мера предосторожности на всякий случай. Пощупал остывшую уже руку. Вгляделся в широко раскрытые глаза, в глубине которых навек застыл ужас.
Вчера под вечер, очевидно. Часов десять-двенадцать назад. Но кто?
На теле не было ни единой раны, ни даже царапины. Совершенно не похоже ни на мертвяков, которые неизменно рвут тело, ни на оборотней. Я осторожно отодвинул меч и, потихоньку поворачивая бессильно откинутую голову, осмотрел шею. Характерных ранок не было тоже. Что ж, значит, и не вампир…
Но не сердечный приступ же!..
Я осторожно высвободил из мертвой руки меч. Закостеневшие пальцы никак не хотели разжиматься. На рукояти осталось темное пятно. Вытащил из кобуры пистолет, забрал запасную обойму, расстегнул и стащил пояс.
Мертвому все это уже не нужно. Мне, собственно, тоже. Тащить двойной груз — такое удовольствие ни к чему. Но и бросать снаряжение я не вправе…
Впрочем, я, кажется, знаю, как поступить.
Пошарив в карманах Рязанова, я извлек на свет пластмассовую коробочку сотового телефона. На крошечном дисплее беззвучно мигало изображение телефонной трубки — индикатор вызова. Как кстати.
Ткнув пальцем в слабо подсвеченную изнутри кнопку, я поднес телефон к уху.
— Эдик! Ну наконец-то! Я звоню, звоню, а ты все не отвечаешь… Что-то случилось?.. Эдик, ты почему молчишь? Где ты? Эдик?
