Ознакомительная версия.
Он зябко повел плечами.
Бедная Зита…
Он жалел ее. Другая жизнь, помогла она ей? Выявила ее доминанту? Почему она что-то прятала в кулачке? Почему она молчала?
А Эл Симмонс? А Стин Оттке? А Ага Сафар?..
Сильно кося, он взглянул на Инфор.
До голосования по Общей школе оставалось не более часа. Как только оно закончится, в девять пятьдесят, после десятиминутной переклички со станциями, Инфоры «Гелиониса» будут отключены.
На пять лет.
Он провел рукой по карману. Через сорок минут он вскроет конверт. Он всегда точен, не выгадает ни минуты, но ни минуты и не упустит… Глядя на Инфор, он пытался понять, сколько голосов не хватает для того, чтобы Гомер и его друзья получили право на новую встречу с сиренами Летящей.
Он удивился: не так уж и много. Пока он думал о Зите, в голосование включились умеренные пояса. Они поддерживали Третью звездную.
Гумам…
Что это Гумам сказал однажды на террасе Института человека? Зита потом еще переспросила… Ах, да!.. Стрела Аримана!.. Она уже спущена с тетивы, она в полете…
Ариман. Он же Анхра-Майнью, он же Акгромайнью, он же Ахра-Манью, Ахриман – глава злобного верховного пантеона у древних. Олицетворение зла, смерти, болезней, стихийных бедствий…
Мир, созданный человеком, прекрасен, мир, обжитый человеком, добр. Зачем человеку вечные потрясения? Зачем нужно, чтобы Ага Сафар бросался на смерть по первому крику ребенка? Зачем нужно, чтобы Зита упорно стремилась к тому, что было отринуто миллионами ее предшественниц? Зачем нужно, чтобы Гомер тянулся к иным мирам, отдаленным от нас безднами? Зачем нужно, чтобы либеры выражали недоверие тому, что является высшим достижением человека – МЭМ?..
Однажды Ждан видел снег над Мегаполисом.
Ждан стоял у распахнутого настежь высокого стрельчатого окна, а снег летел сверху и сбоку. Иногда он летел даже снизу. Мегаполис еле угадывался сквозь колышущуюся белую пелену. Синоптики чего-то недоглядели, но дело не в этом. Ждан понял тогда: как это ни сложно, но в принципе он вполне мог бы рассчитать полет каждой снежинки. А если такой расчет будет сделан, то можно влиять на весь снегопад, разворачивать его как угодно…
Он представил, как по мановению его руки белая пелена раздвигается, в ней образуются прогалы, дыры…
Прекрасное ощущение!
Мнемо – из той же категории невероятных открытий.
Зачем океан, космос, иные миры? Ведь все это можно прочувствовать, не отрываясь от своей древней планеты… А еще рядом МЭМ – накопитель невероятного опыта. Разве рано или поздно это само по себе не вызовет нового качественного толчка?
Стрела Аримана…
Ждан близок к тому, чтобы научиться останавливать стрелы, даже спущенные с тетивы. Он отберет у Аримана весь колчан.
Мнемо – самый надежный щит.
Счастливые в счастливом мире.
Он думал так, но что-то томило, мешало ему. Машинально он провел рукой по нагрудному карману – ах да, конверт! До назначенного срока всего минута… Пожалуй, пора…
Не торопясь, он вынул конверт из кармана. Так же, не торопясь, вскрыл его. На его ладони лежал квадратик пластика, весело исписанный световым карандашом.
Кто это писал? Почему детский почерк?
Лоб Ждана покрылся испариной.
На что Зита рассчитывала? Что он бросится в океан, оставит «Гелионис»? Что он действительно вернется обратно?
Он вздрогнул.
Экран Инфора замигал. Краем уха он успел уловить: большинство проголосовало за реформу Общей школы. Краем глаза он успел увидеть высветившиеся на экране имена первого десятка. Там были Хриза Рууд и Гомер – это свидетельствовало об их победе. Но возглавляла первую десятку Зита.
Зита!
Что там случилось? Что произошло?
Он не собирался прыгать за борт, его судьба во всех жизнях Мнемо. Еще пять долгих лет он не будет знать, что произошло в Мегаполисе. Еще пять долгих лет он будет гадать об этом, а его сердце будут терзать детские каракули, выведенные световым карандашом на пластике.
Пять лет…
Он действительно заслужил это?
Ждан был в смятении. Он мучительно всматривался в детские каракули, пытаясь постичь их тайный, скрытый смысл.
И всего-то там девять слов:
«Папа Гомер, приезжай скорей, у меня есть живая курица».
1989–1990
Ознакомительная версия.
