– Сядь и посмотри! – сказала она, стала за моей спиной и подсунула зеркальце в красивой оправе под дерево, один из ее театральных реквизитов. Правой щекой она прижалась к моему лицу, ладонью приподняла волосы на виске. Я посмотрел на наши отражения и все понял. С момента возвращения, пользуясь автоматом для бритья и стрижки, я не заглядывал в зеркало. Его даже не было в моем багаже, прихваченном с «Гелиоса». Лишь теперь я осознал, как давно не видел своего лица. Я запомнил его таким, каким оно было в то время, когда вместе с Йеттой мы останавливались у большого зеркала в холле консерватории, откуда я иногда забирал ее после музыкальных занятий. Тогда мы смотрели на наши лица, наслаждались ими, такими подходящими друг другу, молодыми, с гладкой кожей… Позже, рассматривая фотографию Йетты я представлял себя рядом с ней, такого же молодого, как и ее портрет. Бег времени, который не повлиял на ее фотографию и, как мне казалось на меня, все таки не прошел мимо, о чем я совсем забыл.
Теперь, глядя на совсем неизменившееся лицо девушки, втиснувшейся рядом со мной в тесный овал зеркала, я почувствовал как дрогнуло сердце. Так это я, тот человек с побелевшими висками, сеткой густых морщин вокруг глаз, оплывшими веками и угасшим взором… Таким я вернул себя из путешествия, в которое стремился так, словно оно было единственным способом достичь удовлетворения. Такого себя я хотел предложить девушке, которая бросила близких, дом, свое время и даже воспоминания обо всем этом, чтобы встретиться здесь со мной, ожидая меня в любой миг, когда бы я не вернулся…
Я почувствовал внезапный прилив благодарности к этой маленькой темноволосой девушке с детскими бедрами и совсем недетской грудью. Я не думал Йетта она или Сандра, неизвестным способом унаследовавшая внешность своей предшественницы. Я повернулся к ней и крепко обнял. Зеркальце выпало из ее рук и ударилось об пол, разлетевшись на несколько кусков. Оно было из настоящего стекла…
– Тебе надо быть начеку, – сказала она ложась на пол рядом со мной.
Она поднялась на локти и пальцем провела по моим вискам. – Ты становишься згредом. А они не хотят видеть здесь згредов. Но ты нужен мне такой. Ты должен выглядеть как настоящий космак со звездой и с этим… – она показала на лежащий рядом со мной парализатор. – Они должны это видеть, а то тебя побьют. Згреды знают, что надо вовремя убираться из центра. Так было всегда.
– Не всегда, – сказал я, притягивая ее к себе, – но это не имеет значения. Будь со мной до тех пор, пока сможешь.
– Буду всегда, – сказала она. – Потому что ты не такой, как люди. Ты настоящий космак, не манипулированный, у меня от тебя будет дочка. Правда, будет? – В ее голосе звучали просьба и надежда.
– Что значит «манипулированный»? – спросил я удивленно вглядываясь в ее зеленоватые влажные глаза.
– Все мужчины манипулированные, у них преобладает игрек в хромосомах пола, поэтому рождаются одни мальчики.
– Откуда ты знаешь?
– Со школы.
– Какой школы?
– Единственной. У Тесса.
– Это доцент?
– Нет. Очень старый згред. Он дает правду. Каждому, кто захочет.
– Здесь, в городе?
– Да. Его никто не трогает. Он софофил.
– Наверное философ? – улыбнулся я.
– Нет, софофил. Философов было много и каждый говорил свое. А Тесс один и говорит правду. Одну для всех.
– Сводишь меня к нему?
– Да. Но… У меня будет дочка, правда? Сын тоже… И он не будет манипулированным. Но сначала дочка.
– Очень хочешь?
– Все хотят.
– Почему?
– Ну… потому что… так трудно. Редко случается. Девушкам в городе хорошо. Парням хуже, намного хуже…
– Но… все равно же, потом… и мужчины и женщины должны покинуть город?
– Ну и что? Такова жизнь. А после все умирают. От этого сразу не хотеть жить?
Я замолчал, не найдя ответа. Существовало ли когда-нибудь логическое обоснование стремления к жизни и ее созданию даже в самых безнадежных условиях… Осознание отсутствия перспектив существования общества не исключает воли к жизни у личности.
– Чего еще ты узнала от Тесса? – спросил я через минуту.
– Правду про все. Про то, что прежде чем сменится три поколения, здесь почти не останется людей, даже доцентов. А потом прилетят космаки. Кто их дождется, будет счастливым.
– Откуда прилетят? С Луны?
– Нет. На Луне лунаки. Они злые. Космаки далеко, в небе…
На следующий день я попросил Сандру отвести меня к Тессу. Я снова одел свой комбинезон со звездой на груди и мы отправились к нижним уровням. Петляя по коридорам улиц мы вышли к великолепному зданию, перед которым стояла толпа мужчин. Сандра подошла к ним и обменялась несколькими фразами. Один из них кивнул мне и повел в дом. Там он передал меня следующему, вооруженному неизвестным мне ручным оружием. Охранник приказал идти вперед, а когда через несколько коридоров и пустых помещений мы добрались до большой двойной двери, обогнал меня.
– Давай! – сказал он показывая на мой парализатор. – Потом верну.
Я заколебался, но отдал оружие. Он заткнул его за пояс, приоткрыл дверь и сказал несколько слов кому-то с той стороны. Мы постояли под дверью, потом охранник пропустил меня, оставшись снаружи. Седой мужчина с лицом мулата с интересом разглядывал меня.
– Мастер ждет тебя, космак! – сказал он с уважением и двинулся через зал заставленный шкафами полными старых книг. За следующей дверью была небольшая комнатка. В глубине, в кругу света лампы я увидел Тесса. Он был стариком, мелким и сухим, с желтым лицом, окруженным редкими седыми волосами. Полулежа на подушках, разбросанных на толстом ковре, он смотрел в мою сторону легко кивая головой, рядом лежало несколько книг.
– Здравствуй, космак! Я знал, что скоро ты посетишь меня, – сказал он необычно громким для его внешности и возраста голосом. – Можешь идти, Пим!
– Обратился он к мулату. – Пусть нам никто не мешает.
Мужчина низко поклонился и вышел, прикрыв дверь.
– Не удивляйся этим церемониям, – сказал старец подвигая в мою сторону одну из подушек. – Садись. Я создал им веру, пришлось дать ей необходимую оболочку. Но с тобой можно говорить обычно.
– Ты… один из «доцентов»? – спросил я присаживаясь.
Он недовольно поморщился.
– Это комбинаторы, мошенники. Я их не люблю и не советую доверять им.
Они ничего не делают даром. А я нормальный человек. Я родился почти девяносто лет назад.
– Значит… ты из тех, кто…
– Да. Из тех, кого лунаки называют дегенератами. Но правда несколько отличается от того, что ты слышал на Луне. И то, что ты слышал от доцентов – не совсем правда.
– Говорят, ты несешь правду. Хотелось бы ее услышать…
