Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 4

И наконец, «Солярис» С. Лема. Планета, покрытая сплошной океанской гладью, своего рода огромное сферическое зеркало, висящее в космосе и соблазняющее поколения землян узнать его тайну, а себе цену. При этом зеркало нерукотворное, абсолютно нечеловеческое, и образы оно выдает по своему разумению. Но герой, испытав шок, страх и муки от встречи с таким своим отражением, в конце романа все прощает Океану. Недаром же сказано:

Цитата без номера

«Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».

И еще один пример к вопросу о свойствах зеркал.

Цитата 21.

«Я живу в колодце. Я живу в нем подобно туману. Я не двигаюсь, я ничего не делаю, я только жду. Как мне объяснить, кто я, если я не знаю этого сам?»

Бесформенное нечто — или некто? — дух темного зеркала ждет на другой планете прихода человека. Когда человек наклонится над темной гладью воды в колодце, только тогда «тот, кто ждет», обретет форму, имя, жизнь, знание о самом себе. Так и любое зеркало, настоящее или мнимое, оживает только при свете и рождает образы только под человеческим взглядом. В темноте зеркала мертвы, без человека — пусты. А потому, как бы фантастика ни искажала образы реальности, она существует в этом мире, и создается людьми и для людей, и ничего, кроме нашего уже Искаженного Мира и нас, в нем живущих, в конце концов, не изображает.

Цитата 22.

«Они стояли под небом, которое отражало землю, которая отражала небо, и обсуждали зеркала и эффекты».

То же самое пытались делать и мы в нашем диалоге с цитатами — живым голосом самой фантастики — по поводу ее природы и сути. Небо отражает землю, а земля — небо, и еще очень давно в китайских «Девятнадцати древних стихотворениях», а именно в Третьем из них, сказано:

Цитата последняя.

«А живет человек между небом и этой землей…»

То есть между прозрачностью и твердью, на самой зеркальной грани, так как же ему не искать все новых и новых образов и отражений?

Фантастическая картина — рождение новой нации. Социальное устройство общества и его технологии составляют единство и могут быть противопоставлены только внешне и временно.

Фантастика, демократия, прогресс. Нации рождаются и развиваются при демократии (в пределах ойкумены своего времени). истощаются и предельно прозябают при деспотизме. Свобода нравственного личного творчества — неустранимое условие развития социума.

В предисловии к одному из сборников американской фантастики встретились слова: «О нашей демократии дешевле всего узнать, читая нашу фантастику». Писатель-фантаст может описать рождение космической нации. Или сложившиеся условия жизни на экзотической планете. А собственная история так ли уж знакома?

Когда пушки Наполеона безуспешно пытались «прожечь» косо поставленный Кутузовым фронт обороны русских войск на Бородинском поле, в Америке насчитывалось не более 10 миллионов жителей (в 1800 году — около пяти). К моменту начала работы над книгой «Демократия в Америке» в 1831 году по следам поездки, предпринятой Алексисом де Токвилем с целью описать бурно развивающуюся цивилизацию, уже можно было говорить, что число американцев превышает 13 миллионов. А что есть основание для бурного развития?

«Совершенно очевидно, что деспотизм разоряет людей, не давая им производить, не говоря уже о том, что он отбирает у них плоды производства; с почтением относясь к достигнутому богатству, он истощает сам источник богатства. Свобода же, напротив, создает в тысячу раз больше благ, чем разрушает. И поэтому у свободных наций народные средства возрастают значительно быстрее, чем налоги».

Многие парадоксы власти и свободы, осуществления равенства (каждый свободен подавлять свободу другого…) раскрываются в прозрачных глубинах честной и смелой работы молодого французского аристократа Алексиса де Токвиля.

Предсказательная сила этого произведения удивительна. Однако, несмотря на ворчание специалистов о слишком смелых умозаключениях, основано оно на колоссальном фактическом материале. Никакой роман о космических империях не покажется занимательнее рядом с книгой Токвиля еще и потому, что автор в полной мере понимает важность побудительной силы духовного мира, того источника энергии, что обязательно должен пробиться наружу, чтобы жизнь не застаивалась, — той свободы духа, что служила оправданием существования аристократии, свободы, которая непременно должна сохраниться в демократической республике.

Нечасто напрямую соотносят фантастику и духовность. Но еще в древности установили: смысл дня отдыха не столько в отдохновении ото всех трудов, сколько в медитации, погружении во внутренний мир, что и дает основание созидательной деятельности, такой притягательной со стороны. В духовной и религиозной практике при этом крайне важно признание того, что «все люди в равной мере способны найти путь, ведущий на небеса».

Токвиль говорит о том, как естественно может вырастать аристократия — например, промышленная — из демократии. Не перекликается ли это с неисчерпаемостью сюжетов о новых космических империях и технократических тираниях? Но, уничтожив феодализм (кстати, какая революция отменила сословность в России?), демократия — показывает автор — имеет силу справиться с этими осложнениями. На промышленную аристократию нужна промышленная демократия, то есть превалирование представительной власти (именно так Америка вышла из Великой депрессии). Кстати, штампик библиотеки НКВД на фантастическом произведении Олафа Стейплдона, где описывались свыше десяти следующих за нашей цивилизаций, основанных на духовном прогрессе, указывает, кто еще интересуется подобными книгами. Aлекcuc де Токвиль заканчивает Введение фразой: «…их [политиков] интересует лишь завтрашний день, тогда как мне хотелось задуматься о будущем». И закончить введение к публикации этого произведения в «Сверхновой», лучше, чем словами самого Токвиля, нельзя.

Публикуется по изданию: