Морской эльф бежал по сверкающей дороге, которая оказалась потолком солнечных лучей, одним концом уходящим в небо, а другим - упирающимся в его любимое море. Он как на крыльях влетел в ослепительно зеленое, ласковое, тихое море и остановился. Он, конечно, не раз слышал древние легенды, но не представлял, что и на самом деле все сбудется.
Его уже встречали братья, сестры, отец - все ушедшие когда-то: павшие в битвах, бросившиеся в море с Алтаря, чтобы отвести беду от людей; пронзенные предательскими кинжалами. Все они были здесь - Пресветлые эльфы моря. И среди прочих он увидел... Аэдону.
- Ты здесь. - Он не спрашивал, он радовался.
- Ты же знаешь, если бы не Вещь, то и мой отец, и я ушли бы тогда вместе в вами из Энгурры. Нам там было нечего делать.
- Я не понял тогда, прости меня.
- Пустое. Главное, что мы опять вместе. Как там мой мальчик, Мердок? Справляется ли с тяжестью моего наследства?
- У тебя прекрасный сын, Аэдона. Чудный человек и настоящий эльф. Не знаю, как это может быть, но я рад этому. Ты боишься за него?
- Нет, - ответил лучезарный Аэдона, и остальные эльфы отрицательно покачали головами. - Мы будем ждать его здесь. И если он выполнит свой долг и до конца останется достойным, мы скоро встретимся. А теперь пойдем, король ждет тебя.
И легкие, почти прозрачные тени заскользили среди коралловых рифов, устремляясь к призрачному подводному дворцу.
На Арнемвенде говорят, что души Морских эльфов уходят под воду и что именно эти души и создают море, давая ему особенную, ни с чем не сопоставимую суть...
- О боги, - прошептал Рогмо в полном отчаянии. - Ах я слепец, дурак! Я забыл совершенно, что Морские эльфы не просто связаны узами родства с обитателями моря...
- Я видел когда-то такую церемонию, - сказал Барнаба, обращаясь сразу ко всем. - Именно здесь, на этом самом месте. Они зовут его Алтарем.
- Кто они?
- Князья ап-Фейдли - братья и жрецы Йа Тайбрайя и ему подобных. Каэ, дорогая, не плачь. Это его судьба. Они сами ее избрали, когда ушли из Энгурры сюда. Он всегда знал, что должно случиться именно так, а не иначе. Не плачь. Этим ты плохо почтишь его память.
Маленькая фигурка Номмо скорчилась на огромном валуне. Альв сидел обхватив колени мохнатыми лапками и раскачивался, как в трансе. Каэ подошла к нему, обняла за плечики:
- Воршуд, не стоит. Барнаба прав: горе не лучший способ выразить благодарность и любовь.
- Беда в том, что я его побаивался. Считал заносчивым и кичливым. Немного ревновал вас к нему. А оказалось, что он другой, только я этого не разглядел.
- Он услышит тебя из любой дали, - молвил Рогмо. - И поймет, что ты увидел его истинное лицо. И ему будет приятно.
- Страшно только, что мы не успели проститься, - сказала Каэ. - И что никого не было рядом в последний миг. Я должна была догадаться...
Куланн дал знак своим воинам, и сотня сверкающих в закатном солнце мечей взлетела вверх, отдавая салют князю Мердоку ап-Фейдли.
- Я хотел узнать... - Голос Магнуса был тверд, вот только глаза предательски покраснели, но, может, в том был повинен все тот же багровый закат? - Я хотел спросить, - повторил он. - Мне показалось или на самом деле в ту минуту, когда он собрался прыгнуть, рядом с ним стоял какой-то гигант в черных доспехах?
Изогнутая дугой, длинная цепь коралловых островов, называемых Сарконовыми, преграждала выход в океан Локоджа. И только в одном месте, будто бы сжалившись над моряками, расступалась, образуя узкий пролив. Здесь всегда было бурное море, два течения сталкивались друг с другом, и только опытные лоцманы и капитаны рисковали проводить тут свои корабли. Большинство же отправлялось в путь с крайней западной оконечности Хадрамаута - мыса Крус. Но там суда попадали в мощное течение, и их выносило в открытый океан. Ничего опасного в этом не было, но такой путь длился месяца на два дольше. И все же была еще одна причина, по которой пролив Удевалла не пользовался особой популярностью. Об этом и говорили за обедом капитан Лоой и его пассажиры.
- Видите ли, госпожа Каэтана, мы не станем сворачивать с намеченного курса, но всем нам нужно быть постоянно готовыми к нападению. Пролив Удевалла слишком узок, а корабли в нем слишком беспомощны, чтобы этим не воспользоваться. Поэтому пираты прочно обосновались на Сарконовых островах и потрошат все суда, которые имели несчастье попасть им в лапы.
- Так что же мы рискуем? - возмутился Барнаба. - У меня знаете какой гардероб? Конечно, он привлечет внимание этих разбойников!
Все весело и от души расхохотались.
- Не понимаю, - рассердился толстяк, - что вы нашли смешного в предстоящей нам всем трагедии? Если нас возьмут на абордаж и лишат меня имущества, я так и буду ходить в одном костюме всю дорогу?
- Если они возьмут нас на абордаж, - успокоил его Куланн, - то у костюмов больше шансов остаться в целости и невредимости, чем у тебя.
- Я грозен во гневе, - сказал Барнаба. - И ужасен.
- Вот им это и расскажешь, - посоветовала Каэтана.
- С сотней воинов Куланна пираты нам страшны меньше, чем кому бы то ни было, - спокойно продолжил Лоой. - Именно поэтому я вообще согласился вести корабль через пролив Удевалла. И все же я настоятельно прошу вас - вечером мы приближаемся к Сарконовым островам. Не дайте застать себя врасплох.
Когда обед закончился и большая часть путешественников разошлась по своим каютам, в столовой остались капитан, Каэ и Куланн.
- Это очень серьезно? - спросила она, обращаясь к Лоою.
- Не слишком. Но не хотелось бы с удивлением обнаружить себя ранним утром висящим на рее. А потому лучше немного сгустить краски, правда?
- Вы правы, - согласилась она.
Вечером, закончив точить и полировать свои клинки, Каэ осторожно положила Такахай и Тайяскарон в изголовье и собралась было укладываться спать, как ей показалось, что мечи чем-то возбуждены. Это было странное чувство, но нечто подобное клинки вытворяли в те времена, когда она только нашла их после долгой разлуки и постоянно чувствовала их легкую дрожь и тихое пение. Со временем она привыкла к этому состоянию своих клинков, а позже научилась различать оттенки их настроения. Сейчас Такахай и Тайскарон предупреждали ее об опасности. Души верных воинов, заключенных в блестящей стали, ставшие во много крат сильнее благодаря стараниям бога-кузнеца, предвидели близкую битву. И пытались сообщить о ней своей хозяйке.
Каэ была согласна с капитаном в том, что лучше немного преувеличить опасность. Поэтому она встала со своего ложа, снова оделась, тщательно осмотрела свои метательные кинжалы, надела боевые наручи с шипами и, прихватив оба клинка, отправилась в каюту капитана. Она осторожно постучалась в двери и, когда сонный голос отозвался, произнесла: