Ознакомительная версия.
-- Форма правления у нас одна, -- заявил гетман, -- Православная. А вот о правителе поговорить действительно надо. Мы все знаем, кого не хотим видеть в этой роли.
Непонятый соратниками Панин обиженно зашуршал так и не прочитанным проектом конституции.
-- Есть несколько вариантов, -- начал до сих пор молчавший Иван Иванович Шувалов. Он неловко чувствовал себя в доме Разумовсих. Их кланы, по известным причинам, никогда не были дружны. Но реальная опасность потерять вес при дворе и богатство - не родовое, пожалованное, а значит далеко не неприкосновенное - заставило их сплотиться. - Надеюсь, Брауншвейгскую фамилию никто всерьез обсуждать не хочет?
На него замахали руками.
-- Так я и думал. -- Шувалов кивнул. - Должен вас предупредить, что "несчастный младенец Иван Антонович" сейчас уже великовозрастный детина, совершенно сошедший с ума за двадцать лет сидения в одиночной камере. Крайне жестокий был шаг... -- бывший фаворит бросил осуждающий взгляд на графа Разумовского. - Но в сложившихся обстоятельствах еще более жестоко выпускать дурочка на свободу.
-- Хватат с нас и одного дурачка, - кивнул гетман. - Сосредоточимся на реальных кандидатах.
-- Единственным законным наследником, -- Панин встал со своего кресла, -- является царевич Павел Петрович. - Его голос звучал все еще очень обиженно. Он не отстоял конституцию, но за права своего воспитанника готов был драться до последнего.
-- Павел остается царевичем до тех пор, пока нынешний государь не заявил о его незаконнорожденности, - бросил Алексей Разумовский. - А вы знаете, что такой указ готовится.
Никита Иванович поперхнулся и снова замолчал. Сегодня все его инициативы проваливались, не будучи даже оглашены.
-- Император расчищает путь для нового брака и нового наследника. Мягко подбодрил воспитателя Шувалов. - Но никто не помешает нам рассматривать внука Елисавет как главного претендента.
-- Русское законодательство в этой области не совершенно, - вновь приободрился Панин. - С точки зрения традиционного права: отцу наследует сын...
-- А согласно указу Петра Великого от четырнадцатого года сего веку, -- бесцеремонно прервал воспитателя гетман, -- государь сам назначает себе наследника. Дело царевича Алексея помните?
Сановники притихли. Грозный государь был мертв уже более 30 лет, но казалось, продиктованные им под свист бича и стук топора законы единственные могут действовать на этой земле. Нарушить их не осмеливался никто.
-- Если Петр Федорович гласно объявит Павла незаконнорожденным и провозгласит нового наследника, ничего поделать уже будет нельзя. - Заявил князь Трубецкой.
-- Но он не сделает этого! - Взвизгнул до нельзя расстроенный Никита Иванович. - Пока не расторгнет брак с законной супругой, не женится на Елизавете Воронцовой, и она не родит ему детей!
-- Значит у нас есть время. - флегматично подал голос Алексей Разумовский. - К чему торопиться, господа?
-- У вас нет времени, - никто не ожидал, что умиротворенная было княгиня Дашкова вновь вмешается в разговор. - Девять десятых в гвардии считают самодержицей Екатерину Алексеевну. Им не нужен малолетний государь. Разве что в качестве ее наследника.
-- Мы можем рассмотреть кандидатуру Екатерины, -- недовольно подал голос Трубецкой, -- Но только на пост регентши. И то найдутся более достойные люди. - Он обвел глазами собравшихся. - Она немка, бывшая лютеранка, ничем не связана со знатнейшими фамилиями страны...
-- Для тысяч подданных за стенами этой комнаты, -- прервала его Дашкова, -- она императрица. Пока вы только намереваетесь обсудить, -- губы княгини презрительно скривились, -- Они уже готовы выступить.
"Молодец," - похвалил Орлов.
В гостиной повисла тишина. Вельможи переглядывались, а юная возмутительница спокойствия как ни в чем не бывало откинулась на спинку дивана и принялась жевать засахаренные орешки.
-- Княгиня говорит дело, - медленно произнес граф Алексей. - Взрыв всеобщего недовольства неизбежен, а с ним погромы, бунт, неподчинение властям. И это в столице. Деятельность Сената и коллегий будет затруднена, если не пресечена вовсе. Начнется анархия, безвластие, хаос.
Дашкова согласно закивала. До Орлова начал доходить тайный смысл ее присутствия здесь. Ему сразу расхотелось хвалить княгиню. Она явилась в собрание вельмож не для того, чтоб сделать их союзниками Екатерины, а чтоб предотвратить "гвардейский бунт", "кровопролитие", как они говорили. В этом был резон. К перевороту присоединится чернь и тогда всем не поздоровится. Но если исключить гвардию из игры вовсе, кто сядет на престол? Малолетний Павел при регентстве матери? Или достойное собрание найдет еще кого-нибудь?
Мысли Алексея были прерваны дружным галдежом в комнате. Вельможи заговорили сразу, перебивая друг друга:
-- Но что вы предлагаете?
-- Нужно оповестить командование нашей армии в Пруссии. Пусть поворачивают домой и готовятся подавить бунт.
-- Вы хотите обвинений в государственной измене? Как Бестужев?
-- Право, господа, я ничего не хочу...
Последние слова принадлежали гетману и отлично выражали общее настроение. Больше всего на свете эти люди боялись происшествий. Они желали, чтоб их оставили в покое, дали пить кофе и судачить о пустяках.
-- Но что-то все же надо делать, -- продолжал Кирилл Разумовский. Иначе это что-то сделается без нас. - Он приоткрыл дверь, приказал лакеям подавать трубки и прошелся по комнате. - Предотвратить большой переворот можно только одним способом. Устроить переворот маленький. Келейный. Я бы даже сказал, комнатный.
Все со вниманием смотрели на него.
-- Что сейчас больше всего раздражает толпу? - Развивал свою мысль гетман. - Государь. Он не нашей веры. И, смею сказать, не нашей крови. Так рассуждают люди на улицах, и они недалеки от истины. Петр поставил нас на грань бунта. Но, устранив его, мы устраним причину возмущения. Гвардия останется в казармах, горожане в домах...
-- Вы предлагаете убить императора? - не без интереса спросил Панин.
-- Я предлагаю его устранить. А как, уже второй вопрос, - гетман улыбнулся.
Алехана поразило, что сама идея цареубийства никого особенно не потрясла. Ближайшие к трону люди продолжали потягивать кофе, иные взялись за трубки и, испросив у Дашковой разрешения, затянулись. Разговор пошел о деталях.
-- Бедный дурачок, - сказал Трубецкой.
-- Лучше бы он остался в Германии, - кивнул Алексей Разумовский.
И только. Даже Екатерина Романовна, жадно вдыхавшая запретный для нее табачный дым, не произнесла ни слова. Смерть тирану - было написано на ее вдохновенном лице. Остальные выглядели попроще, точно решали неотложные житейские дела о выгоревшем урожае или забое взбесившейся скотины.
Ознакомительная версия.
