Но пока вести переговоры не имело смысла. Современные огнеупорцы не мыслят в масштабе планеты, вообще не знают, что живут в космосе. Все выходящее за рамки обыденности они приписывают сверхъестественным существам. Либо они примут вас за богов и подчинятся, подавленные страхом, либо примут за лжебогов и попытаются побить камнями. Дайте им время для саморазвития.
— Это ваш окончательный вывод? — спрашивает Техник.
— Да, окончательный.
— Ну что ж, — говорит Техник. — Возможно, вы правы, а может, и не правы. Наука ничего не принимает на веру. Отправляйтесь туда еще раз, убедитесь, что ваш вывод правилен, и вступайте в переговоры. Пожалуйста, в ту же зеленую кабину.
— Сейчас отправляться? — Я недоумеваю.
— Если вы очень устали, можно отложить на завтра, — вступает Граве. — Но у нас не принято прерывать экзамен. Вы же сами не хотели поблажек.
— Я сказал, что надо пропустить несколько поколений. Это примерно десять лет ваших.
— Мы поняли. Идите.
Они поняли, но я не понимаю чего-то. Впрочем, на экзаменах не спорят. Лучше промолчать, чем обнаружить свое невежество. Возможно; они умеют как-то складывать время гармошкой. Если так принято, значит, принято. Не без удивления чувствую, что сил у меня достаточно. Усталость сняли, что ли? Как? Когда? Ладно, потом разузнаю.
— Есть идти, — говорю по-военному и вхожу в зеленую дверь.
Все повторяется: ввинчивание, вывинчивание, изумление, буфет слева, окно в космос справа, в окне темный круг, заслоняющий звездный бисер. Опять снижаюсь, вижу, как начинают шевелиться языки неяркого пламени, извиваются, мечутся… Я ныряю в костер, кручусь в огненном смерче, и вот она, Огнеупория.
Страна изменилась — это заметно еще до приземления. Она была красновато-шоколадной, стала пятнистой — вся усеяна светлыми крапинками. Я понял: моя наука не прошла даром. Огнеупорцы продавили кору в тысяче мест, повсюду понаделали искусственных лавовых озер, именно так, как я рекомендовал.
Когда они успели? Этого я не понимал. Мой рейд на кафедру и обратно занял часов пять-шесть. Судя же по количеству пятен, в Огнеупории поработало несколько поколений. Очевидно, я основательно ошибся в оценке темпа их жизни.
Спускаюсь к одному из озер. Вижу черный ободок — посевы на берегу, освещенном лавой. За ними в тылу бугорки. Удлиненные, обтекаемые, словно капли, стекающие по стеклу, все выстроены рядами, круглым лбом к господствующему ветру. Держу курс на ближайшие. Вот уже видны светлые точки и прыгающая козявка — кнэ, запряженный в повозку. Торможу. Толчок. Стоп! Стою на твердом грунте. Светлые пятна несутся ко мне. Скорее гипномаску: «Я глыба, ноздреватая, освещенная слева, темно-зеленая в тени, сухая, горячая на ощупь, припорошенная пыль».
Две огнеупорийки с разбегу чуть не налетают на меня. Это девушки, невесты на выданье, судя по обилию украшений, клетчатых и полосатых. Поспешно включаю киберперевод:
— Ты видела, что-то упало с неба?
— А вдруг это лфэ. Лучше убежим!
— Алат всесильный, огради нас от яростных лфэ!
— А мой совсем не боится лфэ. Он уже убил двоих,
— Молодец, если это правда. Но парни ужасные хвастуны.
— Мой никогда не хвастает. Он особенный, совсем непохож на других. Вчера он сказал мне, что…
Опять повторяется та же история; летел за тридевять световых лет, пропустил несколько поколений, слышу все те же девичьи пересуды: он сказал — я ответила. А впрочем, чему удивляться? Пока в Огнеупории будут любить, до той поры невесты не прекратят рассуждать о суженом. Любовь извечна. Труд зато извечно изменчив. Для охоты палка, копье, лук, ружье. Орудия мелькают, словно кадры в кино. Мотыга, плуг, трактор. Все это требует ума, выдумки, мастерства. Мне надо послушать, о чем говорят работники, добытчики, тогда я узнаю уровень перемен.
Я присмотрелся, как одеваются прохожие, заказал гипномаске модный покрой и расцветку и направил стопы в самый большой дом поселка — с виду очень похожий на тот Дом Хмеля, где я пировал в прошлое посещение.
Но это не был Дом хмельной лавы. Никаких столов, никаких угощений. Тумбообразные стулья стояли внутри полукруглыми рядами, а заполнявшие их огнеупорцы внимательно слушали оратора, стоявшего на пьедестале. И был этот оратор как две капли воды похож на Жреца, того, что называл меня лжепророком. Конечно, это был не он, а какой-нибудь отдаленный его потомок в пятом колене. Жрецом V назвал я его мысленно. Потом, оглядевши слушателей, я нашел среди
них знакомые физиономии Бойца, Хитреца, Кузнеца и множество отцов. Видимо, фамильное сходство с предками было очень прочным в Огнеупории.
Стоя на кафедре, пятый жрец водил длинным стеблем по картинам, грубо намалеванным на стенах, и заунывным голосом читал подписи:
– «…Но дети Всемогущего впали в ничтожество и, впустив страх в сердце свое, поклонились демонам мрака и холода, исчадиям подземелий и демону демонов Этрэ, чье имя поминать грех.
…И во гневе сказал Великий Ядрэ: «Если нет мне почета от моих созданий, уничтожу их корень, стебли и побеги. Пошлю черный холод на поля их и дома. И светлая лава станет черным камнем, и кровь в жилах станет камнем.
…Но услышал те слова Милосердный, любимый сын Ядрэ. И сказал, павши перед Вседержителем ниц: «Не спеши, отец мой, во гневе содеешь непоправимое. Велика вина сих, впавших в ничтожество. Но ты отмерил им краткую жизнь, и потому коротка их память. Прадед умирает до рождения правнука, и юнец не ведает прадеду ведомое. Разреши мне сойти в их страну, чтобы мог я напомнить забывчивым истинную истину.
…И сказал Грозный Ядрэ: «Разрешаю. Но терпение мое небеспредельно. Даю тебе сроку один год. Если же за год не просветишь нечестивцев, черный холод сойдет на них и на тебя тоже».
…И сбросил с неба Неторопливого, так что пал он на крутой берег канала Гадх. И видели гадхатяне, что снисходит с неба сияние, бросились к тому сиянию, но не могли различить ничего.
…Потому что знал Алат Неторопливый, что сияние лика его невыносимо для ока смертных, и сделал себя прозрачным, как дыхание, так что жнецы и жницы смотрели сквозь него и видели травы, и камни, и тучи за его спиной…Но демоны подземелий ощутили, как вздрогнула земля под стопами Божественного, и, чуя неминуемую гибель, заметались в тоске. И демон демонов, чье имя произносить греховно, сказал: «Разоблачим Милосердного. Пусть явит лик свой смертным и ослепит их сиянием. И пораженные слепотой возропщут, проклянут ослепителя, Милосердного назовут Жесточайшим».
…И послал демон демонов двух своих слуг, приказал им принять облик хищных лфэ. И напали хищные на жницу из жниц, возвращающихся с песней, и понесли ее, терзая когтями и клювами.
