Около часа ночи мне удалось навестить Кинко и передать еду, купленную на станции Ния. Молодой румын ободрился и повеселел. Он больше не видит на своем пути препятствий, которые помешают ему бросить якорь в надежной гавани.
— Я толстею в этом ящике, — жалуется Кинко.
— Остерегайтесь, — подсмеиваюсь я, — а то вы не сможете из него вылезти!
И рассказываю ему о предстоящей свадьбе четы Эфринель Блуэтт, о том, как они собираются отпраздновать свое бракосочетание в поезде.
— Вот счастливцы, им не надо ждать до Пекина!
— Да, конечно, только мне кажется, что скоропалительный брак, заключенный в таких условиях, не может быть особенно прочен… Но пусть эти оригиналы сами о себе заботятся!
С наступлением дня огромная солончаковая равнина заискрилась и засверкала под лучами солнца.
В три часа поезд сделал сорокаминутную остановку на станции Черчен, почти у самых отрогов Куэнь-Луня. Рельсовый путь тянется теперь к северо-востоку, пересекая унылую, безотрадную местность, лишенную деревьев и зелени.
Мы находимся где-то на середине четырехсоткилометровой дистанции, отделяющей Черчен от Чарклыка.
Я проснулся в холодном поту. Мне снился страшный сон, но не такой, который требует истолкования по «Золотому ключу[91]. Нет, и так все ясно! Главарь шайки разбойников Ки Цзан, задумавший овладеть китайскими сокровищами, нападает на поезд в равнине южного Гоби… Вагон взломан и опустошен… Китайская стража гибнет, храбро защищая императорскую казну… Что же касается пассажиров… Проснись двумя минутами позже, я узнал бы их участь и свою собственную судьбу!
Но все исчезает вместе с ночным туманом. Сны — не то что фотографические снимки. Они «выгорают» на солнце и стираются в памяти.
Когда я совершал обычный моцион вдоль всего поезда, как примерный буржуа по главной улице своего городка, подошел майор Нольтиц и указал на монгола, сидевшего во втором классе:
— Он не из тех, что сели в Душаке вместе с Фарускиаром и Гангиром.
— В самом деле, этого человека я вижу впервые.
В ответ на мой вопрос Попов сообщил, что монгол, на которого указал майор Нольтиц, сел на станции Черчен.
— Могу вам также сказать, — добавил Попов, — что как только он появился, директор имел с ним недолгую беседу, из чего можно сделать заключение, что новый пассажир один из служащих компании Великой Трансазиатской магистрали.
Кстати, во время прогулки я не заметил Фарускиара. Не сошел ли он с поезда на одной из промежуточных станций между Черченом и Чарклыком, куда мы должны прибыть около часа пополудни?
Нет, вот он стоит рядом с Гангиром на передней площадке нашего вагона. Они о чем-то оживленно разговаривают, оглядывая то и дело с заметным нетерпением северо-восточный горизонт обширной равнины. Может быть, узнали от монгола какую-нибудь тревожную новость? И тут я опять предаюсь игре воображения, мне мерещатся всякие приключения, нападения разбойников, как ночью, во сне…
Но преподобный Натаниэль Морз возвращает к действительности.
— Это состоится сегодня… в девять часов… Пожалуйста, не опоздайте… — напоминает он.
Ах да, свадьба Фулька Эфринеля и мисс Горации Блуэтт… А я о ней совсем забыл. Надо приготовиться. Раз уж нет с собой другого костюма, могу, по крайней мере, переменить сорочку. В качестве одного из двух свидетелей жениха подобает иметь приличный вид, тем более что второй свидетель, господин Катерна, будет великолепен.
Действительно, комик отправился в багажный вагон — опять мне пришлось дрожать за бедного Кинко! — и там, с помощью Попова, вытащил из своего сундука изрядно поношенный костюм, успех которого, безусловно, будет обеспечен на свадебной церемонии: сюртук цвета свежего оливкового масла с металлическими пуговицами и полинявшей бутоньеркой в петлице, галстук с неправдоподобно большим «бриллиантом», пунцовые панталоны до колен с медными пряжками, пестрый жилет с цветочками, узорчатые чулки, шелковые перчатки, черные бальные башмаки и серая широкополая шляпа. Представляю, сколько деревенских новобрачных или, скорее, их дядюшек, сыграл комик в этом традиционном свадебном наряде! И этот поистине великолепный ансамбль как нельзя лучше гармонирует с его сияющим, гладко выбритым лицом и веселыми глазами.
Госпожа Катерна вырядилась не хуже мужа. Она извлекла из своего гардероба костюм дружки: красивый корсаж с перекрестной шнуровкой, шерстяную юбку, чулки цвета мальвы, соломенную шляпу с искусственными цветами, которым не хватало лишь запаха. К тому же слегка насурьмила брови и подрумянила щеки. Ничего не скажешь, настоящая провинциальная субретка! И если наши комедианты согласятся после свадебного ужина разыграть несколько сценок из сельской жизни, то я ручаюсь за успех.
О начале свадебной церемонии, назначенной на девять часов, объявит тендерный колокол; он будет звонить во всю силу, как на колокольне. Немного воображения, и легко представить себе, что ты находишься в деревне.
Но куда же будет созывать гостей и свидетелей этот колокол?.. В вагон-ресторан, который, как я успел убедиться, неплохо оборудовали для предстоящей церемонии. Большой обеденный стол разобрали и вместо него поставили маленький. Несколько букетов цветов, купленных на станции Черчен, расставили по углам вагона, достаточно просторного, чтобы вместить большую часть пассажиров. Впрочем, те, кому не хватит места внутри, могут постоять и на площадках.
На дверях вагонов первого и второго классов было вывешено объявление:
«Мистер Фульк Эфринель, представитель торгового дома «Стронг Бульбуль и К0» в Нью-Йорке, и мисс Горация Блуэтт, представительница фирмы «Гольмс-Гольм» в Лондоне, имеют честь пригласить вас на свое бракосочетание. Брачная церемония состоится в вагоне-ресторане поезда Великой Трансазиатской магистрали 22 мая сего года, ровно в девять часов утра в присутствии преподобного Натаниэля Морза из Бостона».
Ну что же, если не удастся извлечь из такого события хотя бы сотни строк, значит, я ничего не смыслю в своем ремесле.
А пока суть да дело, надо бы справиться у начальника поезда, в каком месте мы будем находиться в эту торжественную минуту.
Попов указывает его на карте, приложенной к путеводителю. Поезд будет в ста пятидесяти километрах от станции Чарклык, в пустыне, которую пересекает здесь небольшая река, впадающая в озеро Лобнор. На протяжении двадцати лье не встретится ни одной станции, а значит, ничто не должно нарушить церемонии.
Само собой разумеется, что я и господин Катерна уже в половине девятого были готовы к исполнению своих обязанностей.
